2 
– Мне твой телефон дала Рая. Она приезжала на могилу мамы, и я приехала за этим же, попрощаться. Она и дала твой телефон. Позвони, говорит, Вера обрадуется. Ты обрадовалась?
– Конечно, конечно.
Одним словом, навалились. Муж, жена, хамоватый сын-подросток и куча барахла. Целый день толклись. Рейс был вечерний. Улетали в Германию. Там у мужа была кровная родня. Он был то ли на треть, то ли на четверть немец, специалист-химик. Язык знал. Ирка паниковала, но… «Ты же понимаешь, здесь нельзя оставаться… Целыми днями рыскаю, считаю копейки, как накормить, как одеть своего оболтуса. Хорошо, ты без детей, не знаешь, какой это крест. Где-то до пяти-шести это радость. А потом – господи, спаси и помилуй».
Вера это проходила много раз. Зная, что у нее нет детей, ей несли в клюве страшные истории про сыновей и дочерей, этих чудовищ. Она почти привыкла к этому.
– А что ты там будешь делать? – спросила она у Иры. – Ты же кто? Учительница?
– С чего ты взяла? Я гомеопат. У меня есть публикации. А латынь – она и в Африке латынь. Остальное подтяну. Я же зубрила. Ты помнишь?
Нет, этого Вера не помнила. Вспомнилось другое. Как Ира шла к доске и у нее задралась юбка, и все увидели розовые плотные рейтузы, заправленные в чулки-рубчик. Такое было стыдное зрелище. Ведь уже существовали колготки. Рейтузы и чулки с резинками – это стало фэ! А Ирка как ни в чем не бывало рисовала на доске какую-то формулу, учительница подошла и одернула ей юбку. Все хихикали, а Ирка так и не заметила позора. Все забылось, а вот всплыло. И так ярко-розово.
Гомеопат. А она думала, учительница. Может, это связано с той учительницей, что оправила ее вид? Или с тем, что у нее была мать учительница?
– А сын немецкий знает хорошо. Я думаю, проблем не будет, – это Ира рассказывает про себя. – А ты разошлась? Давно?
– Давно, – односложно отвечает Вера. – Уже семь лет как…
Ира смотрит прямо, как бы побуждая к рассказу, но у нее все внутри сжалось в ком, ком превратился в шарик и будто выскользнул из нее. И как не бывало.
– Замуж был так себе. Не стоит разговора. Вы курицу в каком виде любите? Вареную? В духовке? Или чахохбили?
Сошлись на самом простом вареном способе.
– Завтра сделаешь на бульоне супец, – советовала Ира.
А ей это надо – советы? Она что, пальцем сделанная? Она, сидя без работы и проедая материно обручальное кольцо, научилась так ловчить с продуктами, что вкупе с афоризмами можно издавать и рецепты. Ей надо продержаться еще месячишко, а там обещается работа в открывающемся издательстве. Деньги слабые, но есть еще мамина цепочка.
Все темы за обедом были исчерпаны. Муж Иры попросил разрешения прикорнуть, а сын – прогуляться по Москве.
– Какая это Москва? – сказала Ира. – Обычный городской микрорайон, каких тыща в стране.
– Двадцать минут – и в центре, – обиделась Вера.
– Не вздумай, – сказала Ира сыну, – такси может приехать и раньше.
И как в воду глядела: случилось счастье – такси приехало почти на час раньше. Вот тогда она скорее всего и надорвала руку: с таким энтузиазмом носила сумки и свертки с четвертого этажа без лифта. А когда отъехало такси, то пережила – вот идиотка! – просто момент счастья. Ей даже стало неловко. Ира – хорошая женщина, гомеопат, сын, правда, противный, зато муж вполне интеллигентный, куриную ножку держал опрятно и часто вытирал руки, пришлось подложить салфеток.
Рука не ныла, не болела, и в ней нормально протекала по жилам кровь, но было какое-то странное жалкое чувство, и она замотала ее теплым платком, и стала укачивать, как ребенка.
Десятые проводины. Ну и что? В России такое бывает. Случилась революция – побежали. От Ленина. Правда, от Сталина фиг убежишь. За восемьдесят с лишним лет энергии побега накопилось о-го-го сколько. Вот и рванула Русь от себя подальше. В Израиль, в любую Европу. Ходил бы луноход на небеса, уже б захватили и Луну. Но не это, не это сидело в ней и попискивало под ложечкой жалким щенячьим голосом.
Она укачивает здоровую руку. Не пойдет она сегодня к врачу, ни за что. А Ира оказалась гомеопатом. Ну, кто бы мог подумать в тогдашних головах мысль: «Я стану гомеопатом». Ну, врачом, ну, учителем, инженером, конечно, артистом, а если очень зарваться – космонавтом. Чепуха какая лезет в голову. Надо еще выпить чаю.
И она идет в кухню. Включает чайник и видит то, чего у нее никогда в кухне не лежало. На подоконнике, притулившись к горшку со слабенькой, вечно болеющей геранью, стоял конвертик, узенький такой, не стандартно почтовый. Она взяла его в руки и раскрыла. И вот что прочитала:
2 
