ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Лео шагал подлинному, покрытому ковром коридору, впереди него шли двое его людей с нагруженными едой подносами.

Интересно, всех ли моделей разместили в соседних комнатах? – лениво размышлял он. Рыжеволосая, конечно, сейчас с Маркосом. А блондиночка с брюнеточкой, может быть, уже успели отыскать себе воздыхателей среди гостей или коротают ночь в одиночестве?

Впрочем, ни одна из них его не интересовала. Он думал только об одной женщине. Давно он не чувствовал такого сильного эротического желания, как сейчас. Именно поэтому ему и хотелось поскорее переспать с ней, чтобы избавиться таким образом от охватившего его наваждения. Эта черноволосая красавица хоть и показалась ему на первый взгляд умной и интересной собеседницей, но вряд выдержит более внимательный экзамен. Наверняка такая же меркантильная пустышка, как и все остальные. Но по крайней мере сегодняшняя ночь обещает ему хорошее развлечение!

Его люди остановились перед дверью и оглянулись на него. Он кивнул, и один из них осторожно постучал.

Кто это может быть в такой поздний час? Дженни постучала бы более решительно. Анна замерла. Стук повторился. Она вновь застегнула платье и открыла дверь.

Двое людей явно из персонала дома держали в руках подносы с легким ужином, включая бутылку охлажденного белого вина, графин с апельсиновым соком, кувшин с минеральной водой и кофейник.

– Извините. – Анна растерялась. – Я хочу сказать… э-э… – Мужчины вошли в комнату и поставили подносы на низкий стол. – Боюсь, я не заказывала… Entschuldigen Sie bitte, aber Ich habe nicht…^[2]

– Зато я заказал, – перебил ее знакомый голос.

Она повернулась. В дверях стоял Лео Макариос, по-прежнему одетый в вечерний костюм.

С минуту Анна просто смотрела на него, не в силах поверить своим глазам.

Не дождавшись приглашения, он вошел к ней в комнату.

Анна открыла рот, чтобы что-нибудь сказать, но разум, охваченный вихрем противоречивых эмоций, отказывался работать. Лео Макариос вошел к ней в комнату с таким видом, будто имел полное право здесь находиться.

Его работники, по всей очевидности, тоже так думали, так как без всяких объяснений и с невозмутимым видом накрывали на стол. В центре, рядом с салатом, поставили большую тарелку с нарезанной тонкими слоями копченой курятиной, ветчиной и семгой. Затем расставили фарфоровые тарелки и разложили столовое серебро в белых салфетках. За этим последовали хрустальные бокалы, кофейный сервиз, напитки и тарелка с крошечными шоколадными трюфелями.

– Пожалуйста, садись, – как ни в чем не бывало сказал ей Лео Макариос, указывая на одно из кресел, а сам уселся в другое.

Анне казалось, что она видит дурной сон.

Что, черт возьми, ты здесь делаешь? – хотелось ей закричать незваному гостю. Даже хозяину дома нельзя так бесцеремонно вторгаться к незнакомой женщине. Он что, принимает ее за проститутку?

Но устраивать сцену сейчас, при посторонних невозможно. Пусть эти двое уйдут, тогда она выскажет ему все, что думает о подобном поведении.

Анна села за стол, сделав вид, что не находит ничего странного в том, что мультимиллионер, владелец замка, зашел к ней поужинать!

Но когда она увидела, как он вальяжно расселся в кресле, ослабил узел галстука и даже расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, у нее от нахлынувших эмоций на мгновение даже перестало биться сердце.

О боже мой, он такой… волнующий.

Это дурацкое слово выплыло у нее из подсознания и прочно засело в голове, явно не собираясь исчезать.

Анна попыталась проанализировать собственные чувства. Почему раньше с ней не бывало такого? Может быть, во всем виновато сочетание строгого смокинга с небрежно ослабленным узлом галстука и расстегнутой пуговицей? И вдобавок небритые щеки. Такие приемы нередко используются в рекламе: легкая сексуальность с обещанием чего-то большего. Или непринужденная поза мужчины? Или этот пристальный взгляд, заставляющий вспоминать о своих напрягшихся грудях?

Внезапно она поняла, что ей страшно оставаться наедине с Лео Макариосом. А если он полезет целоваться, что ей тогда делать? От одной этой мысли кровь ударила ей в голову.

Лео попробовал вино, кивнул и движением руки отпустил своих людей. Те, поклонившись, молча удались, закрыв за собой дверь.

  8