22 
Эта мысль объединяла прошлое и будущее, переплетала связанные друг с другом жизни в судьбу, в фатум. Чудовищность произошедшего с Алексеусом перекликалась с событиями прошлого, и прошлое было все еще здесь, было живым и реальным.
Потому что Янис живой и реальный...
Как и дитя в утробе Кэрри.
Алексеусу вспомнилась прочитанная им когда-то фраза: «Нельзя понять время, пока не станешь родителем. Дети создают время своим существованием — они создают прошлое и будущее».
Тогда он отмахнулся от этой мысли.
Теперь он понял. Ребенок в утробе Кэрри — его будущее, он должен принять его. Будущее, на которое однажды, уже стариком, он станет смотреть и вспоминать этот момент.
Не хочу будущего, хочу прошлое. Мое радостное, без лишних сложностей, полное удовольствий прошлое.
Но оно не вернется. Всё. Если только...
Нет. Об этом нельзя даже думать! Скорей в офис, к компьютеру, к работе, искать забвения.
— Алексеус! — раздался за дверью требовательный и властный голос матери. — Мне нужно поговорить с тобой.
Он заставил себя откликнуться, не мог иначе. Лучше бы она уехала пораньше утром со всеми своими гостями, но она осталась. Алексеусу вспомнились его собственные слова, брошенные ей: «Я никогда не женюсь».
Похоже, жениться мне все же придется...
Он повернулся к матери.
— Правда, что девица, которую ты привез сюда, беременна? — спросила та, сжимая дверной косяк так сильно, что побелели костяшки пальцев.
— Да.
— Ты знал? — Беренис задавала свои вопросы бесстрастно, лицо ее казалось окаменевшим.
— Нет, пока она не потеряла сознание сегодня утром.
— Выкидыш?
— Неизвестно. Угроза остается. — Он ждал, когда она снова заговорит. Пусть скажет то, что так хочет сказать.
— Как ты намерен поступить?
Мать продолжала говорить спокойно, отчего Алексеусу стало еще хуже.
— Как должен. Женюсь.
Она медленно кивнула. Потом перевела дыхание.
— Уверен, что это твой ребенок?
— Да, — лаконично ответил Алексеус, сжав губы. Мать скептически подняла брови.
— Срок беременности очень маленький, а Кэрри провела со мной... некоторое время.
Беренис посмотрела в окно. Далеко в море виднелся белый парус яхты Яниса. Некоторое время она молча смотрела на синюю гладь, потом снова повернулась к сыну:
— Все повторяется. То, что когда-то сломало мою жизнь, теперь разрушает твою. Боже милостивый, это невыносимо! — Она на мгновенье прикрыла глаза. — Всю жизнь я охраняла твои интересы, боролась за тебя, защищала тебя, и что? Мой собственный сын угодил в сети проститутки-вымогательницы.
— Она не вымогательница! Ты же ничего о ней не знаешь! — резко запротестовал Алексеус.
— Ничего? Да я знаю о ней все, что нужно! Я видела ее своими глазами! Ты очень ясно показал все, когда вчера вечером продефилировал с ней! И сегодня утром очень, понятно объяснил, почему ты не хочешь жениться! Совершенно очевидно, какого сорта эта девица. А теперь ей удалось забеременеть! — Лицо матери исказила гримаса отвращения.
Алексеус стукнул кулаком по столу:
— Хватит! Замолчи! Не желаю слышать эти гадости! — Он вскочил на ноги. Бледное лицо казалось почти обезумевшим, губы сжаты в белую линию.
Беренис испытующим взглядом пристально смотрела ему в лицо.
— Так ты готов жениться на ней?
— У меня нет выбора, — кивнул он.
Беренис не сводила с него темных глаз. Помолчав, она сказала:
— У тебя действительно нет выбора. Ты человек чести, и ты поступишь правильно. Я и не ожидала от тебя другого, — выражение ее лица изменилось. — Ты все, что у меня есть, Алексеус. Твой отец хотел отобрать тебя у меня, наказать меня за дерзость, за то, что я не позволила обращаться с собой, как с ненужной вещью. Но я сумела победить, ты остался со мной. — Она подошла к нему, провела рукой по его щеке. — Мое счастье, божье благословение, что у меня есть ты. И я все сделаю для тебя. — Она скупо улыбнулась.
У Алексеуса перехватило дыхание, когда он увидел, как даже такая сдержанная улыбка преобразила ее лицо.
— Ты защищал эту девушку, говорил, что она не устраивала тебе ловушку. Почему? — продолжала Беренис.
— Потому что она не такая.
— Ты уверен?
— Да.
— Женщины очень искусно умеют лгать и скрывать свою истинную натуру.
— Она не такая. Она просто... — он замолчал.
22 
