111 
Наемник-кузнец и его подручный трудились на славу. Ритмичный стук их молотков, забивавших раскаленные заклепки в кандалы на руках и ногах еще одного пленника, звучал в голове Аламеза как барабанная дробь, обычно сопровождающая казнь и резко обрывающаяся в момент выбивания табурета из-под ног висельника или когда топор палача взмывает над плахой.
С трудом повернув голову, Дарк хотел хоть разок взглянуть на товарища по несчастью и по сундуку, перед тем как их тела тесно соприкоснутся в узком пространстве подводного гроба и в такой непосредственной близости проведут вечность, вместе или поочередно приходя в сознание лишь для того, чтобы вновь ощутить удушье и познать смерть.
Все в мире относительно, в том числе и муки, через которые порою доводится пройти. Аламез искренне полагал, что на его долю выпали большие мучения, но изменил свое мнение, как только узрел тело Грабла, которого сразу-то и не признал. Зингеру куда больше досталось в ходе так называемого «эксперимента» вампиров. Если на Дарке шеварийцы пытались проверить боеспособность молодых членов своего клана, то, мучая его соратника, явно хотели выяснить, насколько большую свору собак, волков или иных тварей следует натравить на одного-единственного моррона. На окровавленном, покрытом коркой из запекшейся крови теле низкорослого силача было видно множество рваных ран, нанесенных клыками и когтями хищников, но только не холодным оружием. Кисти на правой руке Зингера не было, а вместо правой ноги торчала мерзкая обгрызенная культя. Лицо бессмертного легионера было превращено в кровавое месиво из костей, мяса, кожи да волос, а от солидной бороды остались лишь жалкие клочья. Однако, несмотря на явно несовместимые с жизнью увечья, Грабл еще жил и, более того, находился в сознании. Дарк откуда-то знал, что верный боевой товарищ чувствует его близость. Если бы во рту Зингера еще был язык, то он непременно бы изрек, превозмогая чудовищную боль, выдавил бы из себя одно-единственное, полное сочувствия и гордости слово: «держись»; а если бы на изуродованном до неузнаваемости лице моррона остались глаза, то он бы выразил то же самое взглядом.
– Нам не в чем себя упрекнуть, дружище! Мы бились до последнего, мы сделали все, что могли, больше, чем могли! – собрав все свои силы, выпалил скороговоркой Дарк, за что тут же и был наказан одним из наемников.
Удар кованого сапога пришелся точно по подбородку моррона. Хруст в челюсти, боль в затылке, мгновенно соприкоснувшемся с доской борта, а также парочка покинувших десны верхних передних зубов лучше всяких слов засвидетельствовали, что наемник вложил в удар ноги всю свою силу. Дарк не понял, что обидчик проворчал, поскольку не знал языка пришедших из-за гор северян, но интонации краткой реплики были пропитаны лютой ненавистью и мгновенно разгорающимся гневом. Видимо, Грабл действительно упокоил кого-то из близких дружков чужеземца, раз тот так выходил из себя и при каждом удобном случае вымещал злость на беспомощном пленном.
Вскоре все, что осталось от тела грозного вояки и неисправимого ворчуна Грабла, было надежно заковано в цепи. Даже окровавленные, заканчивающиеся жуткими ошметками обрубки конечностей и те не избежали крепкого плена стальных кандалов. Закончив работу, кузнецы не отложили инструментов, а хоть и устали, но тут же принялись заковывать ноги Дарка.
Это произошло всего за миг до того, как по кораблю пронесся громкий приказ стоявшего у руля кормчего, и все до единого члены небольшой команды кинулись спускать паруса. Скорость движения судна стала быстро снижаться, а через пару минут оно и вовсе легло в дрейф. Из-за слабого ветра и отсутствия необходимости сбросить груз в строго определенной на карте точке, штурман, а может, и капитан, не отдал приказа бросить якорь, а лишь подправлял медленно изменявшееся положение судна поворотами руля, заставляя его кружиться на одном месте.
«Вот и все! Еще немного, и я встречу свою незавидную участь! – подумал Дарк, раздосадованный тем, что кузнецы работали чересчур быстро и их труды уже близились к печальному для него завершению. – Зря я все-таки отправился в Кенервард, ведь был же благовидный предлог вернуться в Герканию! Меня сгубила самонадеянность! Самое обидное, что в Легионе так и не узнают, что нам с Граблом удалось разведать…»
Воспользовавшись небольшой передышкой, наемники занялись излюбленным делом, то бишь бездельем: кто-то сел на палубу, а кто-то развалился прямо на сырых досках, подложив под бока канаты да мешки. Из всех наемников бодрствовали лишь пятеро: корректирующий почти незаметное перемещение судна рулевой; заканчивающие работу кузнецы да парочка наемников, потащивших звенящее цепями тело Грабла к уже придвинутому вплотную к борту сундуку. Вот-вот казнь должна была свершиться, но Судьба распорядилась по-иному, за что Аламез не мог в мыслях не выразить благодарность этой весьма непредсказуемой и своенравной даме.
111 
