очень нудно 
88 
Громко крича и извиваясь всем телом, девушка несколько раз пыталась отвесить нахалу пинка, но каждый раз промахивалась и от этого злилась еще больше. В этот момент ей, к сожалению, не пришло в голову, что необычный спаситель совсем не хотел ее унизить, просто он оказался недостаточно силен и слишком измотан пляской на черепе гаржи, чтобы оторвать ее тело от земли и плавно пронести его по воздуху.
* * *
Танва очнулась в темноте и сырости маленького чулана, весьма напоминавшего ту самую каморку, в которой она прожила несколько лет, будучи еще белошвейкой. «Неужто все это было лишь сном?! – пришла в голову мысль, когда девушка открыла глаза. – И ортаны, и гаржи, и летучий бес явились ко мне лишь во сне. Вот сейчас, как всегда без стука, заявится сварливый племянник хозяина и сразу с порога начнет орать, что петухи уже пропели, а я еще не одета! Как будто прыщавый чудак не рад застать меня неглиже!»
Преисполненная двойственным чувством: с одной стороны, радостью, что все увиденные ею ужасы были лишь сном, из которого все-таки удалось выбраться, а с другой стороны, печалью, что ей придется вернуться к серой, невзрачной жизни и монотонной, изматывающей работе, девушка поднялась на кровати. Она попыталась сесть, но, больно ударившись лбом о низкий потолок, повалилась обратно.
Вот тут-то Танва и поняла, что события последних дней ей не приснились. Она лежала не на своей кровати, а на чужом жестком лежаке, укрытая сомнительной чистоты пледом, в заваленной чужим, незнакомым барахлом комнатушке, потолок которой находился всего в метре с небольшим от пола, а вместо окошка с цветочными горшочками на подоконнике виднелась лишь небольшая, защищенная решеткой щель. Обитать в таком жилище, весьма смахивающем на захламленную собачью конуру, могло лишь очень маленькое и неряшливое существо, какое встречается лишь в легендах да детских сказках, например уродливый карлик, любитель поворовать всякие вкусности – гномик или…
В голове бывшей белошвейки всплыло слово «бес», и все сразу встало на свои места, тут же вспомнился крылатый обидчик, из-за которого ей пришлось пересчитать ребрами все камни на мостовой, да еще и окончательно разорвать первое подаренное ей в жизни платье. Приподняв все еще ноющую от ушиба голову, Танва с огорчением убедилась в том, в какую жуткую рванину превратилась ее одежда. Еще совсем недавно хорошенькое платьице было перепачкано пылью и грязью, да так сильно, что его уже не отстирать даже очень опытной прачке; но, кроме того, оно было разодрано в таких местах, что ни одна порядочная девушка не осмелилась бы выйти в нем в пустой двор, не то что на улицу.
Наверное, слишком мало прожившая среди ортанов и еще не избавившаяся от мешающей жить стеснительности девушка долго провалялась бы под дурно пахнущим пледом из-за глупой боязни показаться на люди в таком жалком и непристойном виде, однако внезапно раздавшийся из-за деревянной перегородки стон заставил ее по-иному расставить приоритеты: «Главное – бежать и выжить, а уж потом заботиться о том, кто что увидит! К тому ж я пленница беса, а крылатых отродий, как, впрочем, и многих остальных неживых существ, мало прельщает женская красота. Люди для них – всего лишь пища, а не объект вожделения, если им вообще знакомо подобное чувство!»
Умные люди не совершают дважды одну и ту же ошибку! Танва больше не пыталась сесть на кровати, а тихонечко перевалилась с лежака на пол и, по-собачьи встав на четвереньки, осторожно поползла к двери. За перегородкой что-то происходило, слышались шаги, стук и тихо бормочущий голос. Белошвейка предположила, что там находится ее новый тюремщик, а возможно, кто-то еще. Прежде чем отчаянно броситься в бой и вернуть себе свободу, девушка собиралась разведать, что творится в комнате по соседству. Ведь под рукой у замыслившей нападение беглянки, к сожалению, не оказалось даже такого смехотворного оружия, как проржавевшая вилка, а значит, ей следовало быть вдвойне осторожной.
Бесшумно приблизившись к выходу из своей крошечной темницы, то есть, проще говорят, пройдя всего пару-другую шагов на четвереньках, Танва прильнула к узкой щели между досками двери, еще более хлипкой, чем сомнительная перегородка, и вряд ли выдержавшей бы хотя бы средний по силе удар ее плеча. Впрочем, крушить дверь воинственно настроенная белошвейка не собиралась. Зачем разрушать то, что, будучи незапертым, ни в коей мере не стесняет твою свободу?
88 
