очень нудно 
104 
– А мне кажется, разбираться в ювелирных тонкостях необязательно, и без этого видно дорогая вещь или дешевка, – возразил Слава.
– Да брось туфту гнать, Славик, – усмехнулся Гена. – У моей девчонки бриллиантовые серьги. Да я б в жизни не догадался, что у нее в ушах бриллианты. На вид – стекляшки, даже не очень блестят. Вон и Батон колье называл «стеклянные бусы». Из троицы алкашей ни один не догадался, что это драгоценные камни. Я думаю, Архип Лукич прав.
– Все же давайте внесем зятя в список? – упрямо настаивал Слава.
– Отлично, – кивнул Щукин. – Вот ты и начинай с ним работать. Поезжай к нему и выясняй алиби. Ну, что такое алиби, ты знаешь. На все дни и часы, когда совершены убийства, у него должно быть алиби. Если нету, он наш. А мы поедем к ювелирам. Значит, три перевешивают одного? Едем к первому.
Подъехав к ювелирному салону, все трое переглянулись – у двери мастерской стояла милицейская машина и «Скорая».
– Кажется, нас опередили, – буркнул Вадим.
– Интересно – кто? – произнес Щукин, вылезая из машины.
– Во всяком случае, коллеги точно опередили, – захлопнув дверцу, сказал Вадим.
Они вошли в мастерскую и остановились у порога, где столпились несколько человек. Щукин протиснулся сквозь немногочисленную толпу, представился старшему из милицейской группы и остановил тоскливый взгляд на человеке за столом.
Казимир Лаврентьевич лежал грудью на столе, голова его была повернута в сторону, одна рука свесилась вниз, вторая безжизненно покоилась у лица.
– Опоздали, – пробубнил Щукин под нос, оглядываясь.
В углу сидел молодой человек с опущенной головой, в руке он держал стакан с водой – очевидно, ему было плохо. В это время медики перенесли тело ювелира на носилки. Грудь Казимира Лаврентьевича была в запекшейся крови.
– Когда его убили? – спросил Щукин эксперта.
– Примерно в половине одиннадцатого – в одиннадцать ночи, может, чуть позже, – ответил тот, снимая латексные перчатки, – он уже закончил работу. – Здесь достаточно тепло, тело остывало медленно.
– Кто в углу? – спросил Щукин, кивнув назад.
– Сын. Он и обнаружил тело.
Щукин подошел к молодому человеку:
– Понимаю, у вас горе, и все же я хочу с вами поговорить.
– Да, конечно… – тяжело сказал сын. Он задержал взгляд на отце, которого накрывали простыней. – Он погиб, как в той тетради…
– В какой тетради? – заинтересовался Щукин.
– Вон в той, – указал Генрих на тетрадь, лежавшую на краю стола. – В девятнадцатом веке убили ювелира, он был наш родственник, как утверждал отец. Один фабрикант описал эту историю. Пройдемте в мой кабинет, я не могу здесь…
Они вошли в глухой кабинет без окон, Генрих включил вентиляцию, поставил пепельницу на стол, достал зажигалку и сигареты, предложил следователям:
– Курите. – И закурил сам.
Гена расположился у стола, взяв на себя обязанность вести протокол. Вадим встал у входа, прислонившись к стене. Щукин некоторое время думал, с чего начать. Решил, что лучше с простого вопроса, чтоб завязать разговор:
– Когда вы виделись последний раз с отцом?
– После закрытия магазина. Я уехал, а отец остался. В последнее время он постоянно оставался в мастерской.
– У него были серьезные причины находиться здесь?
– Он говорил, будто у него много работы. Но это неправда.
– Так… У вас здесь огромные ценности. Где же охрана?
– У нас были и ночные охранники. Но двое уволились, третий заболел. Мы не успели нанять людей, ведь с нашим товаром не доверишься первому встречному. Но сигнализацию мы поставили современную, поменяли двери на сейфовые… В общем, меры приняли. А охрана пока дежурит только днем. В салон заходят разные люди, оставлять продавщиц один на один с покупателями опасно.
Щукин вернулся к предыдущему вопросу:
– На ваш взгляд, почему Казимир Лаврентьевич оставался в мастерской? Убили его часов в одиннадцать… Почему он задержался здесь допоздна? Мне непонятно, а вам?
– Не знаю. Он вообще вел себя странно. Стал замкнутым, даже грубым, время проводил в одиночестве. Его поведение огорчало маму.
– А в чем причина? Если человек, тем более отец, внезапно изменился, вы наверняка с ним разговаривали об этом.
104 
