16 
– Думаю, каждый человек волен поступать в соответствии со своими представлениями, – сказал я, отдавая колье и смелее глядя на собеседницу. По изменениям в лице баронессы я надеялся определить, насколько честна она со мною. – Арсений Сергеевич, кажется, любит вас… мучается…
– Да мне-то что за дело до его мук! – вдруг легко подлетела она с канапе и неторопливо заходила по гостиной, но футляр держала открытым в руке и смотрела лишь на свою драгоценность. – Коль Арсений Сергеевич совершил преступление, пусть ответит.
– А ежели не он совершил?
– Но зачем-то он пошел к мастеру! – возразила Агнесса Федотовна. – Должна же быть причина? По мне, так она ясна. Он часто ездил со мной к ювелиру, прекрасно знал о сумме, полученной мастером… Вот, наверное, и решил воспользоваться ею. Другого объяснения у меня нету. Право, мне очень жаль, но каждый человек должен отвечать за свои проступки, здесь не должно быть различий между князем и бакалейщиком. Разумеется, я не стану свидетельствовать против Арсения Сергеевича, хотя это и дурно. Но, любезный Влас Евграфович, не довольно ли все об одном? Хотите взглянуть на мои рисунки?
– С превеликим удовольствием! – сказал я.
Она убежала. Весьма занятная женщина – то придиралась к лакею, то сама понеслась за рисунками, вместо того чтобы приказать горничной. Я заскучал. Ничего не оставалось, как понаблюдать за бароном, который медленно пил чай, закусывая мармеладом. На его мизинце сверкал перстень – великолепный сапфир в окружении бриллиантов. Очевидно, и барон не равнодушен к камням. Выйдя из-за шторы, он потерял всякий интерес к теме нашей с Агнессой Федотовной беседы. Барон не поддерживал разговора, вел себя так, будто находился один в гостиной. Он пил чай с мармеладом, а я все думал: кто же мне лгал – баронесса или граф Свешников? Не верить Агнессе Федотовне не было оснований, тем более что лакей подтвердил ее слова. Но и Арсений Сергеевич был убедительно правдив. Где же истина? Ведь кто-то из них говорил неправду!
Баронесса принесла папку с рисунками, я наскоро посмотрел великолепные виды Петербурга, выполненные карандашом и пером. Изображений ожерелий среди них не было. Я выразил свой восторг, заметил, что у нее несомненный талант к рисованию, чем она осталась довольна, затем распрощался с Агнессой Федотовной и бароном. На прощание она сказала, что я могу бывать у нее запросто.
И все же мне не давало покоя беспокойство за судьбу графа Свешникова. Я принял решение добиться свидания с приставом следственных дел.
Никодим Спиридонович согласился принять меня через день. Я вошел в кабинет, который показался мне несколько мрачным из-за единственного и притом маленького окошка, расположенного высоко, из-за чего света проникало в помещение мало. В самом темном углу сидел писарь с длинными бакенбардами, подле писаря стояли два шкапа. Стол Никодима Спиридоновича находился у противоположной стены, сам он сидел и заводил карманные часы. Делал он это медленно, словно больше и заняться ему нечем. Когда я вошел, он всего-то поднял на меня скучающие глаза, затем снова опустил их на часы. Это был крепкий на вид человек лет пятидесяти с небольшим, с умным лицом, полный, одетый в штатское платье.
Пристав предложил мне стул, я сел напротив него. Некоторое время Никодим Спиридонович еще уделил часам – закончил заводить, послушал тиканье, с удовлетворением захлопнул крышку и отложил их на край стола. Между этими занятиями он бросал на меня ничего не значащие взгляды. Но наконец настал момент, когда он переплел пальцы рук, сложив их на столе перед собой, и спросил довольно приятным низким голосом, но вяло:
– Вы изволили прийти по делу графа Свешникова? Он вам родственник?
– Нет, Арсений Сергеевич не является моим родственником, – ответил я. – Но мне не безразлична его судьба. Я хотел бы узнать, что вы думаете по этому делу?
– Сразу видно – вы впервой у нас, – улыбнулся он. Улыбка его мне не понравилась, она была кислая и неискренняя. – Мы своих тайн не разглашаем.
– Я не прошу рассказать тайны, только то, что вы посчитаете возможным…
– А в чем ваш интерес? – на удивление живо спросил он, а глаз его подозрительно прищурился. Всего-то прошло минуты две от начала нашей беседы, а мне уж он казался весьма несимпатичным.
– Вы полагаете, человек, получивший прекрасное воспитание и образование, способен убить троих? К тому же среди жертв две беззащитные женщины… – сказал я, надеясь, что объяснение моего интереса он поймет из вопроса. – Я пришел просить вас разобраться в этом деле самым тщательным образом. Ведь ваша ошибка может дорого стоить графу Свешникову.
16 
