24 
Однажды я нанес визит одной даме, славившейся либеральными взглядами. Славился и ее салон, где можно было встретить разнообразных людей – от поэтов и музыкантов до подозрительных субъектов. На мое счастье, там оказалась княгиня Белозерская – бабка Мари и Дмитрия по отцовской линии. Поговаривали, будто бы ей лет сто, однако живости в ней наблюдалось завидно много, а картежница она была, каких свет не видывал. Я попросил знакомого представить меня ей. Кто как не она расскажет мне о Мари?
– Наслышана, наслышана… – сказала она одобрительно, протянув руку для поцелуя. – Примите мою благодарность, сударь, ведь это вы спасли Машу от всенародного позора, увезли ее. В свете говорят, у вас баснословное состояние…
– У нас принято говорить – капитал, – улыбнулся я. – И свет на сей раз прав, у меня фабрики, заводы, рудники на Урале.
– Женаты?
– Нет, ваше сиятельство.
– Э, так вы завидный жених! Глядите, чтоб вас не окрутили недостойные люди, а таких нынче развелось множество и среди знати. Садитесь, сударь, подле меня. А не сыграть ли нам партию в карты?
– Извольте, с удовольствием, – ответил я, садясь напротив нее.
Нам принесли карты, пододвинули столик. Некий молодой поэт, собрав вокруг себя небольшую толпу, завывал стихами и размахивал руками, будто отбивался от невидимого неприятеля. Я тасовал карты.
– В какую игру предпочитаете играть, ваше сиятельство? – поинтересовался я у старой княгини.
– В азартную, разумеется. В гальбик. И на деньги! О, как несносно он читает! Эти юнцы вообразили, что пишут лучше Пушкина. Пф! Хе-хе!
Я старательно проиграл партию, княгиня захотела сыграть еще. Схватила карты, перетасовала, а я невзначай позволил себе поинтересоваться, как здоровье Марии Павловны.
– Худо, друг мой, – ответила она, не придавая значения моему вопросу. – Взаперти сидит, плачет. Сама виновата. Натворила. Ах, какой скандал изобрела!
– Простите, ваше сиятельство, – осторожно проговорил я, – но, думаю, все скоро забудут о сем скандале, едва появится новый. А он появится.
– Ошибаетесь, сударь, – пронзила меня бусинами глаз княгиня. – Такое не забывается. Маша показала верх бесстыдства. Кидаться на шею арестанту… преступнику! Это недостойно. Князь употребляет все свое влияние, чтобы замять скандал. Ну, положим, судейские простят ей пистолет… а вот свет… не простит. Ей теперь на люди не выйти до конца дней.
– Вам не кажется, что свет слишком жестоко обходится с нею? Это пошло – в наш век так поступать.
– Отчего же? Без общественного порицания дурным поступкам никак нельзя. Законы света не глупцами придуманы, а честь – это великое изобретение! Человек обязан беречь ее, ибо, ежели он порочит свою честь, страдают его близкие, их ведь тоже накажут презрением. Так вот именно, неся ответственность за честь семьи, не желая причинить ей неудобства, следует быть осмотрительным в своих решениях, поступках и словах. Не о себе следует думать, а о тех, кому принесешь страдания. Что же тут пошлого?
В общем-то, княгиня была права. Кстати, не только знать блюла свои порядки, среди крестьян и мещан существовали те же правила и принципы, та же строгость.
– Простите, ваше сиятельство, вы не ту карту положили, – сказал я, заметив, что она намеренно обманывает меня.
– Право, я не нарочно, – не смутилась она, забирая карту и кладя другую.
– Что же ждет Марию Павловну? – допытывался я.
– Князь человек строгий – он добивается ее согласия принять постриг, как встарь.
– Да это же варварство! – не удержался я от возмущения. – Все равно, что в могилу живьем положить.
– Так ведь и она не хочет, противоречит отцу. Да никуда не денется!
– И что, нет никакого другого способа восстановить ее доброе имя?
– Отчего же, есть. Замуж выйти. Да только кто ж ее возьмет после такого скандала? Было б приданое солидное, тогда… Э, сударь! Вы не ту карту положили!
– Простите, я не нарочно, – соврал я. – А вам не жаль Марии Павловны?
– За все нужно держать ответ, друг мой. В мое время наказывали куда страшней. Из дому выгоняли без всяких средств. И согласия не спрашивали, когда в монашки определяли.
– А не устроите ли мне встречу с князем? Он меня не принимает.
– За Мари хлопотать удумали? Пустое. Князь не послушает вас, он никого не слушает. Но коль желаете, я поспособствую вам. О! Я выиграла! Еще партию?
Я согласился, играл без желания, проиграл пятнадцать рублей. А думал о Мари – еще об одной загубленной судьбе.
24 
