очень нудно 
35 
– Разве я думал, что этим кончится?
– А ты вообще когда-нибудь думаешь? Не пробовал подумать о других, каково тем, кто рядом с тобой находится? Нет! Ты и твой отец только о себе пеклись!..
– Не трогай отца!
– Ах, вот как! Не трогай! – Она стала напротив Германа, похожая на драчливого петуха. – Значит, когда меня Феликс заставил прийти на свадьбу изображать беззаботную твою подружку после всей грязи, пригрозив, что уволит меня в случае неявки, что работу я в этом проклятом городе больше не найду, – это нормально, да? Светку вы заставили выйти замуж, чтоб отмазать тебя от тюрьмы, – тоже в порядке вещей? Теперь мальчишка заплатил жизнью за твою прихоть, так как тебе надо найти настоящего убийцу, но для этого ты решил подержать парня в тюрьме, – а вас трогать нельзя? Вы кто? Кто вы такие, что взяли себе право играть людьми? Да, ты прав: любой мог убить Феликса, любой, кому он перекрыл кислород и изгадил жизнь.
Герман ударил ее по щеке. Он не выдержал. Он был оскорблен и уязвлен. Рита замерла, на секунду зажмурившись, потом с достоинством сказала, улыбнувшись:
– Когда нет других доводов, распускают руки. Что, рабыня вышла из повиновения? Так вот, дорогой, я твое величество сносить больше не намерена. – Она поставила на кровать баул, побросала туда вещи, которых, к счастью, оказалось немного. Быстро переоделась. – За полтора года мы прошли все этапы супружеской жизни. Хватит.
– Что ты собираешься делать? – растерялся он.
– Я ухожу. Навсегда. И больше ко мне даже не приближайся!
– Не смей... – Герман вырвал из рук Риты баул.
– Что?! Ты запрещаешь мне уйти? А кто ты такой? Муж? Всего-навсего любовник, который надоел мне до смерти. Отдай! Мне давно следовало вычеркнуть тебя, но я надеялась, что ты изменишься. Глупо. Для тебя существуют только твои интересы. Ты считаешь, что имеешь право на самолюбие, гордость, достоинство, а мне отказываешь в элементарном – в уважении. Отдай баул!
– Не отдам. Рита, нам же хорошо вместе...
– Мне этого мало! Я хочу, чтобы меня уважали, любили, а не обращались, как с тряпкой. Постель, дорогой, еще не все. Отдай сумку... Не отдашь? Хорошо, я уйду так.
Выбежав из спальни, Рита понеслась по ступеням вниз, но ее догнал Герман. Попытка удержать взбесившуюся Риту окончилась плачевно. Она оттолкнула его с такой неожиданной силой, что он не устоял на ногах, упал на пол. Хлопнула входная дверь, до слуха долетал лязг замков на железных воротах.
Герман медленно пересел на ступеньки лестницы, он не ушибся при падении, просто куда-то подевались силы. Теперь он остался один. Рита ушла, ушла... Вновь он задумался о значении этого слова. Оно легкое, летучее. Ушла, значит, ненадолго, вернется. Перебесится, отойдет и вернется, почему-то был уверен Герман. Полегчало. А вот Егор не вернется, он исчез навсегда, перестал существовать. Ненависть забилась в Германе, свела скулы до боли и произнесла его голосом:
– Ты мне заплатишь и за пацана.
Больше он ни о чем не думал, на страдания времени нет, он должен найти убийцу, на счету которого уже двое. Вернулся к телевизору, быть может, там есть намек, совсем крохотный, но он поможет угадать, распознать, найти...
По улице Рита бежала сломя голову. Споткнулась, упала. А упала потому, что темень была непроглядная. Фонари лишь у дома Феликса, остальная часть улицы едва освещается из окон домов. Некоторые промежутки пути вообще во власти тьмы. Разбитая коленка ныла, из ранки текла кровь, а до остановки было далеко.
Тишина улицы живая, ее наполняет множество звуков: собака залаяла, кошка прыгнула на дерево, зашипев, по листве прошелся ветерок... Вдруг показалось – шаги сзади... Рита оглянулась. Ночь надежно укрывала что бы то ни было. Но ощущение, что она не одна, не проходило. Возможно, больное воображение будоражит всякие там страхи со дна души, Рита ведь большая трусиха. Точно: кто-то ее догоняет! Более не оглядываясь, она помчалась со всех ног, интуитивно угадывая ухабы и перепрыгивая их...
Заняться было нечем – время отпускное, поэтому вечерние часы превратились в наказание. Она ходит на работу. Каждый день. В школе ремонт, ее присутствие необходимо... Так ли уж необходимо? Там только и ждут, чтобы она не пришла. Но она не может не ходить в школу, не может оставаться одна.
«Ну что, Кирочка, – слышался посторонний голос внутри, – спасаешься за работой? А как тем приходилось, кого ты невзлюбила и вышвырнула за ерунду? Тем, кому трудовую книжку подпортила? Может, у них тоже было одно спасение – работа? А ты их лишила этого спасения».
35 
