16

А вот и дядя Петя. М-да, бес в ребро подействовал на него благотворно, он помолодел, загорел, стал подтянут, сто очков вперед даст любому юноше. Интересно, как объяснит жене свой исключительно черноморский, золотистый загар? Только когда дядя Петя намылился уйти, Герман небрежно бросил на стол пачку ксерокопий:

– Да, чуть не забыл. Тут кое-какие документы завалялись, взгляните.

Обычно он лепит в лоб, однако жизнь учит смягчать острые углы. Дядя Петя нахмурился, раскраснелся – ага, давление подскочило, а повышается оно при волнениях, все же не мальчик. Дядя Петя листал копии, читал, будто впервые видит. Без выражения Герман спросил:

– И что скажете?

– Это пакет документов... – подбирал слова Петр Ильич. – Я пробиваю строительство бутылочного завода в городе... с нуля.

Он пробивает! А Феликс здесь вроде и ни при чем. Герман улыбнулся:

– Вообще-то, я догадался, что речь идет о постройке завода. Только не возьму в толк, почему я об этом узнал последним?

– Почему, почему... – ворчливо произнес Петр Ильич, усевшись в кресло напротив и бросив бумаги на стол. – Проект в стадии разработки...

«Врешь, сволочь, и не краснеешь», – с удовлетворением отметил Герман, ему страшно нравилось наблюдать за неловкостью дяди Пети, который попался.

– А мой скудный умишко понял, что проект завершен, – сказал он вслух. – Не хватает одной подписи и счета. Подпись эта, скажем, не самая важная, но почему-то оказалась последней и явилась тормозом. У нас ведь как: нет бумажки с автографом – нет заводика. Так?

– Ты меня в чем-то подозреваешь? – нервно дернулся Петр Ильич.

Да!!! – хотелось рявкнуть Герману. Хотелось уличить его: подозреваю в воровстве чужих идей, чужих денег, добытых не тобой, возможно, в убийстве! Однако он сказал другое:

– Что вы? Я просто рассуждаю.

– Понимаешь, Герман, – замялся Петр Ильич. – Буду говорить откровенно. Это не оправдание, но у меня сейчас важнейший этап в жизни, с мужчинами моего возраста такое случается часто...

– Да не смущайтесь, говорите, я способен понять.

– Видишь ли, у нас с Кирой Викторовной разладились отношения. Я нахожусь сейчас... как бы выразиться поточнее... на пике выбора, и дается он мне нелегко. Мне трудно и говорить об этом, и жить с этим. Если кратко, закрутился я. Тут убийство Феликса, там в семье неурядицы... Закрутился и забыл. Займусь проектом в ближайшие дни, подпись выбью, деньги будут перечислены.

– Деньги, дорогой Петр Ильич, надо брать, пока дают, – не хватило дипломатии Герману. – Запад не любит бросать куски в нашу сточную канаву, думаю, отцу пришлось немало потрудиться, чтобы убедить инвесторов в целесообразности строительства. Где гарантии, что теперь нам не откажут? Поэтому мне странно слышать от опытного человека «закрутился и забыл».

– Герман! – гневно прервал его Петр Ильич. – Не смей таким тоном...

– Ах, извините! – Паясничая, Герман развел руки в стороны и поклонился. – После убийства отца прошло три месяца, а я узнаю о заводе, куда он вложил силы и бабки, последним! Простите, но я беру под свой контроль дальнейшие хлопоты.

– Прекрати меня отчитывать и разговаривать тоном хозяина! – побагровел Петр Ильич. – Твой отец не один создавал то, чем ты вскоре будешь владеть, я тоже внес большую лепту. А ты лично только пользовался! Сначала стань Феликсом, потом указывай, что и как мне делать, понял? Пока ты ноль. И запомни, малыш... Нет, не перебивай, умей выслушивать, как твой отец! Так вот, малыш, ты делаешь первые шаги, имей в виду: у нас бизнес – доисторический лес. Неосторожное движение – и тебе хана. Это хорошо знал Феликс. Его нет, а был он мне не только партнером, но и другом, поэтому я считаю своим долгом предупредить тебя. Амбиции, Герман, делают из бизнесменов покойников. Теперь прощай, я жду твоих извинений.

  61