100 
– Значит, это он тебя ножом пырнул? – повернул к ней снимок Береговой. – Точно? Ошибки не должно быть.
– Да я эту рожу... Если б, Михалыч, в тебя нож всобачили, ты б тоже того, кто это сделал, запомнил. Теперь я на ощупь, как слепая, его узнаю. Он, он, не сомневайся. Ты его уже арестовал?
– Пока гуляет.
– Арестуй, очень тебя прошу. И засади его в самую паршивую камеру. У вас хоть есть паршивые камеры?
– Там только паршивые, честно, – улыбнулся он.
Константин Михайлович только во второй половине дня заехал в гостиницу к Валерьяну Юрьевичу и Галине.
– Вы с новостями или просто так? – осведомился Валерьян Юрьевич.
– С новостями, – не без удовольствия сказал Береговой, усаживаясь в кресло. – План такой. Вы сегодня же возвращаетесь домой. Только сделать это надо, когда все семейство соберется, например, они ужинают, а тут вы.
– Понятно, сюрпризом, – понял Валерьян Юрьевич. – Темните, Константин Михайлович. Неужели нашли главного виновника или виновницу?
– Во-первых, темнит ваш бухгалтер. Ввиду сложившихся обстоятельств проверку делать не имеет смысла, это долго. Но мои счетоводы успели копнуть, сейчас бухгалтера прессуют, думаю, к концу дня она расколется. Мне нужны мотивы, не высосанные из пальца, например: получение наследства...
– Это недостаточный мотив?
– Достаточный, да, люди идут на тяжкие преступления, чтоб получить квартиру, счет в банке и так далее. Но не в вашем случае, Валерьян Юрьевич. Так вот истинные мотивы спрятались в вашем хозяйстве. Ну, есть еще некоторые нюансы, которые я выявлю уже на месте.
– Кто? – коротко бросил Валерьян Юрьевич.
– Вечером, вечером, – ушел от ответа Береговой. – Я не хочу, чтоб вы себя выдали мимикой, взглядом, словом. При вашем темпераменте это запросто.
– Так вы поедете со мной?
– Поеду с вами, а зайду чуть позже. – Береговой рассмеялся, видно, представив шок членов семейства Валерьяна Юрьевича, который он, к сожалению, не увидит. – Надо же вам поздороваться с родными и близкими? Извините, я побежал, мне еще свидетелей собирать. До вечера, Валерьян Юрьевич?
– Как скажете. – Проводив следователя до двери, он ультимативно заявил Галине: – Ты тоже поедешь в дом со мной и останешься.
– Ой, Валерьян, ты уж сам с ними, а я позже... завтра...
– Никаких позже, никаких завтра! Сразу всех поставлю перед фактом – и баста!
Галина обняла его, прижалась к широкой в прямом смысле груди, смущенно залепетала:
– Боюсь я. Нельзя же так сразу... неловко. Давай сделаем, как придумал следователь, уладь одно, потом другое. Может, ты попадешь домой и передумаешь, захочешь оставить все, как было раньше, а тут я... И между двух огней очутишься. Молчи, молчи, так случается: сначала угар, потом отрезвление наступает. Со мной будешь решать завтра. Пожалуйста... не настаивай.
Валерьян Юрьевич гладил ее по спине, улыбаясь:
– Ладно. Только знай, я не передумаю, привык я к тебе. И отвыкать не намерен даже на одну ночь, но раз ты не хочешь...
– Не хочу. Без меня в твоем доме будут сегодня разборки.
– Договорились. – Он отстранил ее, упал в кресло. – Ну-ка, принеси трубку.
Валерьян Юрьевич набирал номер по памяти, так как свой телефон оставил в доме, когда уходил из него.
– Кому ты звонишь? – озаботилась Галина. – Не рано ли?
Но он поднял руку, мол, помолчи, и сказал в трубку:
– Катя, это папа...
– Папа? – закричала дочь, даже Галина слышала. – Папочка! Ты живой! Я знала, знала... а они не верили...
– Тихо, тихо. Катя, сегодня к ужину чтоб была дома.
– К ужину? А ты вернешься? Без тебя я туда не пойду.
– Вернусь, вернусь. Только о том, что я с тобой говорил, никому...
– Не скажу. Папочка...
– Не хлюпать носом!
– А как я доберусь? На чем?
– Такси возьми. Или у тебя уже нет денег? – Папа начал сердиться на неразумную дочь. – Я ж передавал двадцать тысяч, куда дела?
– Ой, есть, я же мало потратила. Приеду.
– Еще исполни одну просьбу. Боюсь, вдруг не все соберутся, позвони Вере, скажи, чтоб обязательно приехала к нам. Но это твоя личная просьба, поняла?
– А что ей сказать, зачем я приглашаю ее туда, где уже не живу?
– Ты моя дочь? Придумай, у тебя получится. Степановну захвати, она в гостинице живет...
Дрозд с беспокойством наблюдал за Гарриком, который налаживал вторую снайперскую винтовку. Он тщательно, с любовью, протер оружие, сложил его, завернул в тряпку и уложил в рюкзак. Взялся за пистолет. По его сосредоточенности, по тому, с какой ответственностью и аккуратностью он проверял стволы, Дрозд догадался, что Гаррик готовится к ответственному делу. А на дворе наступала ночь. Ночь плохо действовала на Дрозда, он нервно полюбопытствовал:
100 
