очень нудно 
55 
Наверное, происхождение дамочки было не столь безупречно, как у ее мужа. В роду девицы не обошлось без примеси здоровой, крестьянской крови. Большинство ругательств, вылетевших из красивых уст, Палион услышал впервые, многие сразу не понял, а о смысле некоторых из них все же догадался, хоть для этого и пришлось приложить немало усилий. Графиня заткнула пасть (рот произнести таких слов просто не мог), лишь когда в ее платье появилась огромная дырка. Пока разведчик с не менее удивленным графом транжирили время на освоение принципиально новой для них лексики, уже слышавший где-то эти непристойности Вебалс достал из-за голенища нож и метнул его в злословящую истеричку. Острое лезвие проделало долгий путь за весьма короткое время, оно разрезало платье дамы повыше колен, прорвало ткань сзади и, вылетев наружу почти не снижая скорости, врезалось в двухгодовалую сосну. Тонкий ствол треснул пополам, дерево накренилось.
После демонстрации поразительной меткости и чудовищной силы фонтан оскорблений мгновенно иссяк, а дух обеих жертв был окончательно и бесповоротно сломлен. Граф стал молча стягивать с себя бархатные одеяния, а его миловидная Карвушка поспешно завозилась со сложными застежками платья.
«А она ого-го! – подумал Палион, со скрывающей восхищение маской безразличия на лице наблюдая, как на даме становилось все меньше и меньше одежд. – Порой мне жаль, что я лишь играю роль злобного грабителя…» «Твой план удался, что дальше?» – возник в голове у разведчика слабенький, едва слышимый голосок колдуна.
– Туфельки, сударыня, можешь себе оставить. Травка мокрая, колючая, да и мне с дружком они не впору. А ты, благородный ревнивец, что замер? Давай-давай, стягивай сапожища! – не ответив на мысленный вопрос компаньона, продолжал гнуть свою линию вошедший в раж налетчик.
Жертвы лесного грабежа распрощались с остатками одежды и прижались друг к дружке, видимо, ожидая последнего и самого страшного действа. Дама тихо рыдала у мужа на плече, а граф поджал тонкие губы и смотрел на собиравших их вещи разбойников с ненавистью затравленного волка.
– Связывать вас не будем, вдруг зверье какое поблизости водится или крестьяне, что в вашем случае пострашнее будет, – произнес Палион, нагрузив на себя поклажу и повернувшись к парочке спиной. – Сделайте, люди добрые, ответное одолжение, часок здесь посидите. Может, помиритесь, природа и обстоятельства располагают…
– Ну и в чем же твой хитрый план? – на этот раз вслух задал вопрос Вебалс, как только они отошли на приличное расстояние от поляны.
– Мой план… мой план с шиком в город въехать, в карете и с личной охраной, – рассмеялся разведчик и кинул в руки Вебалса женское платье. – Одевайся, красавица! Не возмущайся, скажи спасибо, что еще на каблуках ковылять не придется!
Слуги графа еще утром поняли, что между супругами пробежала белая мышь, символ семейных дрязг и раздора. У лиотонцев было поверье, что именно в этих маленьких, пискливых зверьков с красными глазками и тонкими хвостиками вселяются изгнанные из тел людей злые духи, и тогда шкурка зверька приобретает неестественный белый цвет. Духи желали мстить, но их возможности были весьма ограничены. Все, что они могли в новых телах, разрушить семейное счастье, превратить жизнь супругов в кромешный ад.
С утра граф смотрел на жену не по-доброму: то со злостью, то с презрением, а благородная Карва делала вид, что путешествует сама по себе, и игнорировала всякие обращения законного мужа. В карете скорее всего возникла ссора. Подъехавший к экипажу чуть ближе положенного старший наемник услышал возмущенный голос своего господина, но разобрать, в чем крылась суть конфликта, он не успел, его заметил граф и сделал весьма грубое внушение, после чего приказал немедленно свернуть с дороги и заехать в лес. Так вельможа изволил назвать небольшую рощицу перед крепостной стеной столичного града.
Любопытный охранник наказал сам себя, по его вине досталось и товарищам. До окончания трехдневного путешествия из замка в столицу оставались какие-то несчастные полчаса, а затем его с сослуживцами ждали уютные покои в столичном особняке графа, сытный ужин, хорошая выпивка и прочие утехи жизни. И так на протяжении целого месяца, на меньший срок в столице их хозяин еще никогда не задерживался.
А что вместо этого? Они лежали на сырой траве возле кареты уже битый час, в пустых желудках заунывно урчало, а в пересохших горлах с самого утра не было и маковой росинки. И во всем этом был виноват именно он, точнее его природное любопытство, которое тридцатипятилетний наемник постоянно загонял в дальний угол своего непростого характера и которое каждый раз, как чуяло слабину задремавшей воли, нагло выпирало обратно.
55 
