7 
С виду враг был молод, не старше тридцати лет, хотя Фегустин не побился бы об заклад насчет его истинного возраста. Красивое, перепачканное грязью лицо сидевшего на вампире мертвеца не выражало ни злости, ни злорадства, оно вообще ничего не выражало, а мутные, стеклянные глаза смотрели как будто сквозь поверженного противника. Дыхание живого мертвеца было не сбившимся, абсолютно ровным, хотя даже вампир в ходе скоротечной схватки основательно запыхался. На лбу победителя виднелся уродливый шрам. Лат его сразу и не приметил под тканью надвинутого на самые брови рваного капюшона. Незнакомец молчал, и это лишь усиливало страх взятого в плен вампира, но наконец-то губы ожившего мертвеца разжались, и он неуверенно, как будто впервые в жизни что-либо говорил, произнес:
– Ка-а-а-ажель! – изрекли губы мертвеца со множеством побочных, причмокивающих и пришепетывающих звуков.
– Что? – изумленно вытаращив глаза, переспросил удивленный и оттого еще больше испугавшийся Лат.
– Ко-о-о-шель! – уже более внятно произнес победитель, а затем с жутким имперским акцентом добавил: – Давай… живо!
Фегустин не поверил своим ушам. Неужто странное существо (назвать человеком врага вампир не мог) напало на него лишь ради наживы? Однако, когда к твоему глазу приставлено острие стилета, которое вот-вот проткнет радужную оболочку, не до пререканий, будь ты хоть человек, хоть нежить. Вампиру было не жалко глаза, который через пару-другую ночей все равно восстановится и будет видеть еще лучше прежнего, но вот то, что затем лезвие углубится в череп, было кровопийце небезразлично.
– За пазухой, справа! – быстро ответил Фегустин и сжался всем телом, когда свободная рука мертвеца одним резким рывком расстегнула все застежки куртки и его холодные, тонкие пальцы скользнули по голому телу.
– Х-х-х-харашо! – на выдохе протянул мертвец, засовывая себе за пояс довольно тощий кошель, в котором позвякивали одна серебряная и полдюжины медных монет, а затем огорошил вампира еще более несуразным вопросом: – Где мы?
– В лесу, – не задумываясь, ответил пораженный вампир и тут же поплатился за то, что неправильно понял вопрос.
Стилет погрузился в глаз, который тут же потек по щеке, а острое лезвие уперлось в глазной канал.
– Местность, что это за местность?! Ближайший город?! – изрек мучитель уже почти совсем четко, уже почти по-филанийски, но все же с сильным имперским акцентом.
– Альмира… мы рядом с Альмирой! – заикаясь, простонал кровосос, готовый заплакать от испуга и злости.
Лишившийся глаза Фегустин разозлился настолько, что готов был продолжить схватку и со всей бушевавшей внутри его яростью наброситься на врага, однако сохранивший трезвость рассудок уберег хозяина от такого неосмотрительного поступка.
– Аль-ми-и-и-ра, – задумчиво произнес победитель по слогам, отведя взгляд от жертвы и зачем-то оглядевшись по сторонам, как будто надеясь увидеть поблизости городские стены филанийской столицы. – А год какой ныне?!
Определенно, такой вопрос сбил бы с толку кого угодно, но только не вампира, уже понявшего, что имеет дело с ожившим мертвецом, долгое время пролежавшим в земле, а не с обычным сумасшедшим.
– Тысяча сто девяностый, – уже спокойно, подавив в себе злость, ответил Фегустин.
– А по викерийскому стилю? – после недолгого раздумья переспросил мертвец.
– Не знаю… не помню – с мольбой о пощаде в голосе прошептал вампир, – по нему уже давно лета не считают…
Как ни странно, признание подобного рода ничуть не разозлило палача. Мужчина лишь понимающе кивнул и, резким движением убрав из пустой глазницы стилет, поднялся с жертвы. У вампира появился шанс взять реванш, но он не последовал опасному желанию. Противник уже доказал, что он проворней, и только дурак стал бы рисковать, а как раз глупцом Фегустин Лат не являлся. Побежденный лишь приподнялся на локтях, притом нарочито медленно, чтобы не делать резких движений, но четкий и грубый приказ «Лежать!» вновь впечатал его в землю.
– Пролежишь четверть часа… затем пшел прочь! В трактир не возвращаться! – с трудом произнес победитель схватки, даже не удостоив взглядом лежавшего у его ног вампира. – Больше не пить… жизнь ей оставишь! – кивнув на спящую женщину, продолжил диктовать условия мертвец, которому или трудно было говорить по-филанийски, или просто с непривычки трудно шевелить языком. – О встрече со мной никому ни гу-гу! Ослушаешься хоть в чем-то, казню! Есть в Альмире любимый трактир… из тех, где народу обычно побольше?!
7 
