Последние отзывы

  75  

– Заткнись, скотина! – со злостью сквозь зубы прошипел моррон.

К сожалению, Аламез так увлекся беседой с собеседниками, засевшими у него в голове, что на несколько секунд позабыл о действительности. Он не заметил, что уже подошел к крыльцу, и лишь по изумленному, исказившемуся в крайней степени растерянности лицу Кабла понял, что произнес эти слова вслух.

– Чаго? – Лишь через пару секунд нашел в себе силы переспросить обескураженный таким непривычным обращением уродец.

– Ничего, – хотел мягко ответить моррон, но получилось как-то резко и грубо. – Я от Фанория! Куда идти?!

– Да иди ты в… – вспылил окончательно пришедший в себя заморыш и хотел уж было указать точное направление и адрес предстоящего похода, но из уважения к духовному сану в последний момент передумал, – в молельню!

– Ты не понял, я от Фанория, – повторил Аламез тихо и вкрадчиво.

– Не знаю такого, – не очень убедительно затряс головой низкорослый человечек, быстро поднявшись с крыльца и, видимо, готовясь дать стрекача.

– А вот эту безделушку тоже ни разу в жизни не видел? – спросил Аламез, бросив в руки неумехи-притворщика гладко отполированный с одной стороны медяк.

Длинные, проворные пальчики человечка ловко поймали добычу и закрутили ее с поразительной скоростью между собой. Видимо, результат осмотра монеты посредника полностью удовлетворил, поскольку его носатая, уродливая рожица тут же расплылась в довольной улыбке. Дарк же едва удержался, чтобы не сплюнуть брезгливо и отвернуться. Мало того, что широко открывшийся рот дельца был абсолютно беззубым, но вдобавок из него высунулся длинный, тонкий, раздвоенный на кончике, словно у змеи, язык. То ли кто-то давным-давно пытался наказать Кабла за болтливость и разрезал ему язык вдоль, то ли эта часть тела, как и все остальные уродства, была такой с рождения. Однако сейчас хитро, вприщурку, взиравший на Аламеза человечек ничуть не шепелявил и произносил все до единого слова четко и внятно:

– Што, на красоту мою не наглядишься никак… а?! – без нотки злости, но вызывающе рассмеялся Кабл, пронзая лицо моррона острым, будто кинжал, взглядом маленьких красноватых глазенок из-под зарослей густых бровей. – Думаешь, я щас злиться начну, задираться, в бутылку полезу?! Не-а, дружище, не на того напал! – не получив ответа, продолжил насмешливый монолог Кабл. – А мне плевать! И на тя плевать, и на голубей плевать, и на всех вас, вместе взятых, плевать! Я такой, каков я есть, и тем горжусь! А если какой эстет брезгливый…

– Заткнись, скотина, – спокойно, без крика или угрозы в голосе во второй раз произнес Аламез, не желавший тратить время, чтобы вникать в суть жизненной философии озлобленного на весь белый свет подранка. – Не для того я сюда приперся, чтобы бред твой выслушивать! Веди давай!

– Ну, пошли, коль занятой такой и неразговорчивый, – пожал узкими плечиками ничуть не обидевшийся Кабл и тут же, повернувшись к гостю плешивой макушкой, резким рывком распахнул успевшую лишь жалобно скрипнуть дверь.

«Надо впредь с малышом поделикатней быть! – подумал Дарк, следом за низкорослым провожатым переступая порог лет двадцать назад, если не более, опустевшего дома. – Дверь-то дубовая да железом обитая, а он ее так легко распахнул! Уродец гораздо сильней, чем выглядит, и наверняка умнее, чем кажется. А может, он нежить? Какая-нибудь диковинная разновидность… Нет, вряд ли! Нежить не любит шумных городов, а уж если и обрекает себя на жизнь среди людей, то стремится быть во всем на них похожей. Внешность творят себе чарами человеческую, и непременно красивую, чтобы легче в доверие втираться и добычу, как глупую рыбешку, в свои сети заманивать. Только очень безмозглое существо станет прятаться под личиной уродца. Перед красотой люди преклоняются, над обезображенными собратьями издеваются по-всякому, и если даже не злословят и камнями в них не кидают, то оскорбляют презрительными взорами. Представляю, сколько в жизни бедолаге Каблу перетерпеть пришлось, сколько он пинков под зад да плевков в лицо получил! Недаром же его так насчет слюноотделения переклинило – свое отношение к миру, бедняга, плевками да тычками мерит. Еще немного, и сорвется, будет всем без разбору глотки резать, мстя миру, что тот его таким уродил!»

Изнутри дом выглядел еще хуже, чем снаружи, но в общем и целом значительно лучше, чем Аламез рассчитывал. Битая посуда, обрывки истлевшей одежды, обломки поломанной, частично обгоревшей, частично сгнившей мебели покрывали запыленный пол почти равномерным слоем. В результате когда-то давно охватившего дом пожара пострадала не только крыша, но и выгорел весь второй этаж, включая даже лестницу наверх, лишившуюся из-за буйства прожорливого пламени большей части ступеней и почти всех перил. Однако поразило Аламеза нечто иное, совершенно не вписывающееся в серую, невзрачную картину разрухи и запустения. Хоть сквозь дыры в потолке на первый этаж во время дождей и снегопадов обильно поступала вода, пол был в прекрасном состоянии. Покрытые толстым слоем грязи и пыли половицы не скрипели под ногами, да и выглядели как новенькие, так, будто их положили всего года два, от силы три, назад.

  75