40 
Пит искательно похлопал себя по карманам.
– Бумага и стило у тебя найдутся?
– Ты желаешь обрести принадлежности для письма? – понятливо спросил старик.
Он обернулся к своим слугам, прокричал что-то повелительное, и из задних рядов к нему поспешно протолкался худенький мальчик с неопрятным свертком. Старик взял этот сверток, подошел к окну как можно ближе и осторожно размотал шкуры и тряпки, намотанные на небольшую клетку.
Внутри сидел маленький грустный зверек, похожий на костлявую сиреневую обезьянку. Рот у него был завязан тряпицей, в уши вставлены заглушки.
– Огласи свое письмо! – повелел старик Питу, вынимая заглушки из ушей зверька.
– Я лучше напишу…
– Говори же!
Пит пожал плечами, секунду подумал и сказал, осторожно подбирая слова:
– Дино, это я, Пит. Со мной и Джонни все в порядке. Местные ребята хотят, чтобы я оказал им услугу, а потом они обещают меня отпустить. Пришлите мне морализатор, очень нужно. Не дергайтесь, думаю, завтра я уже вернусь. Все.
Старик кивнул и ловко заткнул уши зверьку.
– Это еще что такое? – с детским интересом спросил Пит, кивая на животное.
– Сей письмоносец все перескажет, как слышал, – любезно пояснил старик.
– Ага? Такой, значит, звукозаписывающий зверек, – саркастически сказал Пит. – Высокие инопланетные технологии! Ну-ну. Надеюсь, эта мартышка ничего не напутает.
16.
Мерлин (Элизиум)
– Где Сигал?
Тревор, закрыв глаза, откинулся в неожиданно удобном старинном кресле.
– Он уже на яхте, сэр, – ответил помощник. – Поднялся на борт в 12.20, в 12.30 был препровожден в отведенную ему каюту и заперт в ней. Двое охранников неотлучно находятся при нем внутри каюты, еще один стоит за дверью.
– А Корвуд?
– Он еще утром выведен с яхты и в сопровождении охранника удален, минуя форт, за пределы видимости. Они в термокостюмах, так что легко продержатся пару часов на свежем воздухе.
– С ним только один человек? – В голосе Тревора прозвучало неодобрение.
Берт склонил голову.
– Остальные нужны были, чтобы обеспечить доставку на борт лабораторного оборудования.
– Это вполне могла сделать команда, – недовольно заметил Тревор.
– Но, сэр… Профессор в особенности настаивал на том, чтобы за погрузкой его оборудования наблюдали охранники, – оправдался Берт. – Мне показалось, – извините, сэр! – он не слишком доверяет экипажу. Он даже позволил себе сказать что-то вроде того, что в каждом космическом бродяге живет корсар.
Тревор хмыкнул:
– Просто ясновидящий какой-то!
Помощник бледно, одними губами улыбнулся.
– Корвуду не показалось странным, что его и груз оставили без усиленного сопровождения? – спросил его хозяин.
– Не могу сказать, сэр, он ничего об этом не говорил. Мне, впрочем, показалось, что его скорее обрадовало, чем огорчило, отсутствие обычного конвоя.
– И он не задавал вопросов?
– Задавал, сэр: интересовался у одного из охранников, что мы забыли на этой планете.
– И что ему ответили?
– Ответили: что надо, то и забыли!
Тревор засмеялся, открыл глаза.
– Берт, вы подобрали уникальных людей!
– Спасибо, сэр, – неэмоционально поблагодарил Берт.
– Если Сигал уже на борту и погрузка его багажа закончена, можете возвращать Корвуда на яхту. Разумеется, с соблюдением необходимых предосторожностей: напоминаю, что ни один из них пока не должен знать о присутствии другого. Я хочу, чтобы они встретились совершенно случайно уже после старта – подумайте, как это лучше сделать, – распорядился Тревор.
– Да, сэр. С вашего разрешения, сэр. – Помощник бесшумно отступил за дверь.
Тревор снова закрыл глаза, посидел немного в тишине и не заметил, как уснул.
Ему приснилось небо, и это не было черное отравленное небо Земли. Мягкие белые облака расстилались пуховым одеялом до самого горизонта, а над Тревором, прямо над его головой, зияла округлая дыра, похожая на вход в вертикальный тоннель, пробивающий толстое тело облака. Тревор снизу заглянул в него, потянулся взглядом вверх, точно взлетел, и увидел Бога.
Бог недвижимо стоял на облаке, сам похожий на гигантское белое изваяние, созданное из громоздящихся одна на другую плотных округлых туч, – огромный, величественный. Стремительно воспаряющий Тревор близко-близко увидел застывшие крупные складки длиннополого одеяния, прямыми волнами уходящие в бесконечную высь, где взгляд не мог различить уже ничего, кроме ослепительного сочетания невыносимой белизны и невозможной сини, растворяющихся в призрачном золоте чистого света. Он еще сделал усилие, рванулся, надеясь подняться в эту космическую высь и увидеть лицо Бога, но совершенно ясно почувствовал, что – все, это предел, и тут невесомые крылья у него за спиной каменно отяжелели и потянули Тревора вниз.
40 
