очень нудно 
45 
Не успел пороховой дым рассеяться, как в поле зрения бегущих появились пятеро лесных воинов с натянутыми луками. Воздух одновременно пронзил свист сразу пяти стрел, ни одна из которых не пролетела мимо. Двое солдат упали замертво; двое замедлили бег, схватившись за раненые конечности; слегка покачнулся и лейтенант: наконечник пущенной в него стрелы скользнул по ободу шлема и, уйдя вниз, оторвал мочку левого уха.
У мушкетов много преимуществ перед луками, но есть один существенный недостаток: их слишком долго перезаряжать. Выстрел схитривших дикарей остался безнаказанным. Слишком рано разрядившие оружие герканцы не думали его перезаряжать, они со злостью побросали на землю неповинные в их глупости и недисциплинированности мушкеты и, выхватив мечи, ринулись на штурм недостроенного частокола.
Дикари же, как это ни странно, сохраняли удивительное спокойствие, хотя вверх по бревнам уже карабкался враг, превосходящий их в десять раз. Пятеро урвасов еще раз появились на стене и выстрелили в упор, после чего четверо из них благополучно скрылись. Один выстрел все-таки грянул, это лейтенант разрядил свой пистолет в целящегося в него из лука врага. Смертоносный свинец вонзился точно в центр лба дикаря и отбросил замешкавшегося стрелка со стены.
Понимая, что не смогут сдержать натиск штурмующих, урвасы поспешили к домам в надежде еще какое-то время продержаться на крышах и увести с собой в иной мир как можно больше солдат. Однако они просчитались, недооценили смекалку воинов-чужаков, хоть и обезумевших от ярости, но не настолько, чтобы действовать бездумно. Пока основная часть отряда штурмовала в лоб, то есть перелезала под обстрелом частокол, шестеро солдат зашли с тылу, проникнув в поселок через брешь в недостроенной стене. Они отрезали врагу путь к отступлению, и хоть служивым и досталось от топоров урвасов, но именно благодаря их находчивости бой и закончился так быстро. Толпа солдат, организованным строем назвать это скопище было никак нельзя, нахлынула сзади и смяла, более затоптала, нежели покарала мечом, малочисленную группку врагов. Всего несколько секунд массового безумства, и в лагере воцарилась гробовая тишина, слышно было лишь тяжелое дыхание запыхавшихся солдат.
– Вы, шестеро, осмотрите поселок, обшарьте каждый дом! – приказал лейтенант, очнувшись от какой-то пустоты и прострации, образовавшейся в голове. – Оружие подобрать, раненым оказать помощь, трупы зарыть… с почестями, но без салюта из мушкетов! Не до того сейчас! Ты, ты и ты, – ткнул пальцем офицер, не знавший по именам да и еще толком не запомнивший лица своих солдат. – Отрубите головы дикарям! Башки их в мешок, тела закопайте, но только не вместе с нашими… Ты, – обратился он к самому старшему и наверняка наиболее опытному из солдат, – сколько лет служишь?
– Двадцать три, ваш благородь! Еще с Дарвелесской кампании… – четко отрапортовал ветеран, мгновенно вытянувшись в струнку и взяв под козырек.
– Прекрасно, будешь пока сержантом в отряде! – После боя, прошедшего довольно успешно, у молодого офицера язык не поворачивался назвать свой отряд стадом. – Выставь дозорных: троих на стенах, двух на крыше шахты! И чтобы в оба смотрели, не расслаблялись! Кто знает, сколько еще дикарей по округе бродит?! Остальные пусть оружие в порядок приведут, и всем отдыхать! Через пару часов направь людей по домам, тащите с собой всю провизию, что найдете… – Отдав распоряжения, лейтенант собирался уйти и наконец-то заняться раненым ухом, но, вспомнив, что забыл самое важное, остановился. – И вот еще что… Отправь троих-четверых в шахту! Пусть проверят, не уцелел ли кто из поселенцев. Шанс невелик, но всякое может быть.
Передав ветерану, самовольно возведенному в чин сержанта, бразды правления, лейтенант отправился обрабатывать еще кровоточащую рану. Несмотря на то что стрела теперь уже мертвого урваса навеки испортила его красоту и городские красотки уже не будут считать его столь же привлекательным, как прежде, молодой офицер был в общем и целом доволен. Черная полоса в его жизни, казалось, закончилась, фортуна опять повернулась к нему надменным ликом. Юноша искренне радовался, что невзгоды уже позади, ведь он не знал, не мог даже догадываться, какое страшное проклятие нависло над ним и его людьми…
* * *
Привычка засыпать и просыпаться по утрам на чужих подушках оказалась весьма полезной в походных условиях. Как только лейтенант обработал рану и прилег на мягкую постель в покинутом доме какого-то поселенца, так его сразу же одолела приятная нега. Уставшие мышцы мгновенно расслабились, боль в подстреленном ухе утихла, веки отяжелели, а по телу растеклась приятная теплота. Он погрузился в сон, из которого его вывели неприятный голос, зловонное дыхание наевшейся чеснока да лука пасти и грубые, болезненные удары твердых костяшек по плечу.
45 
