7 
Не в силах больше сопротивляться свалившимся на него превратностям судьбы, Пархавиэль обреченно закрыл глаза и задал вопрос, который всю жизнь считал позорным и стеснялся задавать другим, даже самым близким гномам:
– Что мне делать?
– Выбор у тебя небольшой, – продолжал трезво и расчетливо рассуждать командир, – либо ты рискуешь и пьешь зелье, полагаясь только на порядочность главы Палаты Лекарей, либо идешь в стражи. Мою точку зрения ты знаешь.
– Тебе не простят, – прошептали дрожащие губы Пархавиэля, – не простят, что спас меня, что не дал выпить зелья…
– Несчастный случай на дороге, – лукаво усмехнулся Карл, – телегу тряхнуло, флакон выпал из котомки и разбился, вот незадача! И что мне делать, если второго нет? Не остается ничего другого, как оставить тебя на границе, перевести в стражи Ворот.
– Брось, это не поможет. Если твои предположения правильные, то Андера лепетом о случайностях не обмануть. Он отомстит, он тебя уничтожит, сотрет в порошок…
– Пусть попробует! – прозвучал суровый ответ.
Голос заставил Пархавиэля открыть глаза и взглянуть командиру в лицо. Сквозь прорези стальной маски на него смотрели полные решимости и упорства глаза старого бойца, готового бросить вызов и достойно принять его, будь обидчиком хоть самый могущественный и свирепый акхр.
– Мне нужно подумать, – прошептал Пархавиэль и отвернулся.
Родившимся под яркими лучами солнца и чарующим взор блеском звезд на ночном небе никогда не привыкнуть к однообразному существованию во тьме пещер и извилистых скальных проходов, никогда не приспособиться к жизни в мире, где время, кажется, остановилось и нет таких привычных всем нам явлений, как рассвет и закат, смена времен года и ветер…
Когда-то очень давно гномы тоже жили на поверхности и не могли представить, что их потомкам придется измерять время мерными сменами, а не днями, и просыпаться по утрам не от лучей восходящего солнца, а от тусклого света зажигаемых фонарей.
Все в мире течет, все изменяется, кто хочет выжить, должен приспосабливаться к переменам. Натолкнувшись несколько столетий назад на извечную дилемму мироздания: «вступить ли в бой с более сильным врагом или спастись бегством», древние гномы сделали свой выбор, раз и навсегда изменив не только среду обитания, но и образ жизни потомков.
Много времени прошло с тех пор, много лет пролетело в упорных трудах по покорению чуждого и враждебного подземного мира. Даже Хранители Мудрости Древних уже не помнили, кто именно вынудил предков гномов спрятаться в недрах земли, закрыться в глубоких пещерах и шахтах: властолюбивые эльфы, кровожадные орки или, быть может, кадоны, чье племя бесследно кануло в Лету в череде бесчисленных кровопролитных войн «внешнего мира».
Нынешнее поколение сынов Великого Горна не знало ни Солнца, ни Луны. Они жили, блуждая во тьме и гордясь мудростью сумевших спастись от неминуемой гибели предков. Любой атрибут многоцветного и разнообразного наземного мира был для большинства жителей Махакана пустой звуковой оболочкой, не несущей в себе никакого смысла. Солнце, Луна, небо, звезды – всего лишь призрачные реалии чужой жизни, абстрактные теоретические понятия, в которые можно поверить, но нельзя принять…
* * *
Пархавиэль видел небо и звезды, слышал шелест листвы и ощущал нежное дуновение весеннего ветра. Это случалось трижды, каждый раз, когда ломался старый грузовой лифт, на который гномы сгружали товары в конечной точке маршрута, чтобы отправить их наверх, на поверхность.
Хауптмейстер точно помнил ту смену, когда впервые произошла поломка – двести пятьдесят семь смен назад, конец шестого похода. Перегруженный товарами лифт заскрипел и рухнул вниз с высоты пятнадцати метров, насмерть задавив четверых и тяжело ранив десять гномов. Ему тогда вместе с товарищами долго пришлось карабкаться вверх по отвесной стене шахты, вися на одной руке, вбивать второй в твердый скальный монолит длинные крепежные стержни, протягивать тросы, а наконец-то выбравшись на поверхность, вручную поднимать груз. От усталости ныли мышцы, кровоточили ободранные руки и плечи, но страдания стоили того, что он увидел…
Яркий свет, огромный темно-серый простор, затянутый причудливыми неоднородными сгустками, порывы ветра, обжигающие глаза и щеки, воздух, который пьянил и сбивал с ног своей свежестью, запахи, новые запахи… Даже впервые увиденные им люди и огромные, впряженные в телеги животные не вызвали у него такого удивления и восторга, как бескрайний простор, обилие цветов и запахов.
7 
