22 
Отвозя Ванду на работу, я так не мог решить, как же мне поступить, а когда она попрощалась, говоря, что будет жить у подруги, я испытал облегчение. Она сама сделала выбор, и я подумал, что может это и к лучшему. Майя ведь видела, что Ванда жила у меня и именно тогда я влюбился, а я пока не испытывал сильной тяги к девушке и если мы сейчас расстанемся, то и сожалеть мне будет не о чем в дальнейшем.
Но чем дальше я отъезжал, тем меньше радости испытывал. "А вдруг я всё равно потом буду испытывать сожаление? Как ни крути, а я уже знаю, что пожалею о расставании с Вандой. Не вмешайся Майя, я бы прожил с этой девушкой пять-шесть недель и, отпустив её, потом жалел об этом. Сейчас я знаю, что будет, и всё равно отпускаю её, а вдруг от этого станет только хуже, и я всю жизнь буду мучиться вопросом: "А чтобы бы было, если бы я не отпустил её сейчас?" Одно дело знать, о чём сожалеешь и другое дело сожалеть о том, что даже так и не узнал".
Получалось, отпусти я её сейчас или потом, всё равно я всю жизнь буду жалеть об этом, и даже Майя здесь ни при чём, потому что она всего лишь рассказала, что будет если я оставлю девушку. Остановившись, я задумался: "Вернуться или нет? Рискнуть или всё оставить, так как есть?".
Представив, что лет через пятьсот-шестьсот я буду мучиться из-за того, что когда упустил шанс повстречать свою любовь, я понял, что хочу вернуться. "Эх, точно любопытство мой самый большой недостаток" — разворачиваясь, подумал я. "Будь что будет! В конце концов, если я и расстанусь с Вандой потом я, по крайней мере, буду делать это осознанно, зная все последствия, а может, и вообще не захочу расставаться!".
Подъехав к магазину, я вышел из машины, и сразу увидел Ванду. Она шла, опираясь на костыли и опустив голову, плакала, и в этот момент сердце дрогнуло в очередной раз. Она, как и ночью казалась такой беззащитной, что я подумал: "Кто о ней позаботится, как не я?".
И вот сейчас я до сих пор не мог решить — идти мне дальше с ней в отношениях, форсировать их или пустить всё на самотёк, и посмотреть на то, как они будут разворачиваться? По идее я должен её полюбить, но пока ничего такого к ней не испытывал. Да, она вызывала у меня желание заботиться о ней и защищать её, но не больше. "И потом, я должен её хотеть, раз полюблю, но как-то пока никого желания обладать ею и тащить её в свою кровать, нет. А это самое странное". Обычно именно это и было для меня основным критерием при знакомстве с девушкой — хочу я её или нет, а здесь я даже не мог сказать, что хочу Ванду. "Или всё дело в том, что она человек и именно это меня останавливает? Нам с самого детства говорили, что человеческие женщины не должны нас интересовать и что это отвратительно и может, поэтому сейчас я даже не могу представить Ванду и себя в кровати?" — я задумался, прислушиваясь к своим ощущениям. "Интересно, а как было у Геры и Майей? Надо всё же с ним поговорить на эту тему".
Подъехав к дому и увидев, что Майя с Герой уже на месте, я с облегчением вздохнул, потому что прежде чем что-то окончательно решать и предпринимать, мне хотелось поговорить со своим дядей.
— Ну, красавица, слёзы высохли, и ты больше не собираешься их лить? — я улыбкой посмотрел на Ванду. — Кстати, ты так и не ответила на мой вопрос — почему плакала?
— Меня временно уволили из-за травмы, — тяжело вздохнув, ответила она. — И сказали, что пока нога не заживёт, мне никто не даст работать.
— И только-то? — я широко улыбнулся. "Значит, она будет всё время со мной, пока нога не заживёт". — Нашла из-за чего расстраиваться, глупенькая, — и, не задумываясь о том, что делаю, положил руку на щёку и поцеловал её в носик.
Она удивлённо посмотрела на меня, а я не менее удивлённо на неё. "И нафига я это сделал? И почему? Странно всё это, раньше женские слёзы вызывали во мне раздражение, а Ванда вызывает жалость". А уж жалеть женщин в таких ситуация я был не склонен, потому что причины, по которым они начинали плакать всегда казались мне пустяковыми. "Да ещё и полез целоваться!".
— Ладно, пошли, а то Майя и Гера нас, наверное, уже заждались, — продолжил я, как ни в чём не бывало, чтобы сгладить возникшую неловкость.
Выйдя из машины, я помог Ванде и, идя рядом с ней, каждую секунду был наготове, чтобы поддержать её.
Когда двери лифта открылись, тут же открылись и двери квартиры, и сияющая Майя произнесла:
— Наконец-то! Еда остывает ведь!
Взяв Ванду под локоть, она проводила её в гостиную и, усадив на диван, начала доставать из пакетов человеческую еду. Я от запахов тут же поморщился, но увидев, какими голодными глазами Ванда смотрит на стол, почувствовал угрызения совести. "Они ведь едят чаще нас, а я совсем выпустил это из виду. Надо и с Майей будет поговорить о человеческих пристрастиях и привычках".
22 
