3 
– Что? – презрительно бросил Сулла.
– Я говорю – далекой…
– Какой такой далекой?
Фронтан растерялся. Заскулил, словно обиженный пес.
Квестор Руф – маленький, сухонький человечек с мордой кота – всегда знал, что и когда вставить в беседу.
– Воистину мантика есть первейший помощник хорошего, умного полководца, – сказал он. – Вавилонские и египетские гадатели все видят заранее, многое предвидят, но еще больше скрывают от посторонних взоров, дабы сохранить некую тайну и не все обнажить разом перед людьми.
– Слышали? – проговорил глухо Сулла. – Все слышали? Руф обладает умом большого полководца. – Сулла смотрел на него насмешливым взглядом, который никак не вязался с его словами. – Руф многоопытен и опасен в бою для врагов. Он всегда побеждает при помощи мантики. Я это знаю прекрасно и свидетельствую перед всеми об этом.
Уста его при этом улыбались странной улыбкой, которую можно было посчитать за гримасу и с таким же успехом – за улыбку. Он выложил свои руки на столик. Небольшие, но выразительные кулаки без особого труда обличали в нем человека властолюбивого. И не просто властолюбивого, но рожденного, чтобы всю власть держать в своих руках, а если угодно – в кулаках своих. Это будет поточнее.
В данную минуту ему было не до какого-то Фронтана и какого-то Руфа. Этих господ поставить на место можно без особых усилий: стоит только шевельнуть мизинцем. Просто взять – не полениться – да и шевельнуть мизинцем, и тогда они станут тем, кем следует им быть: ничтожествами, пылью. Только и всего!
В данную минуту Суллу тревожит нечто более важное, и он это выскажет с подобающей ясностью и точностью. Как бы ни презирал этих людей, окружавших его и, несомненно, стоявших ниже его во всех отношениях, он в какой-то мере зависел от них. Когда человек идет по лестнице вверх, может ли он уважать ступени, ведущие еще выше? Безусловно. Он обязан презирать их, ибо они ниже его, ибо они у него под ногами. Ибо он попирает их. Чтобы идти. Чтобы подниматься. Чтобы возвышаться над ними. Это безусловно! Но может ли человек, если у него ясный, непомутневший разум, обойтись без ступенек, попирать их ступнями, да и только? Очевидно, нет. Очевидно, не должен. Если есть у него своя голова на плечах…
Сулла приказал слуге засветить светильники так, чтобы и следа на осталось от сумерек, которые действуют на нервы хуже каракатицы, испускающей зловонную жидкость. Он хочет ясно видеть лица, видеть глаза, читать по лицам и глазам, следить за выражением губ, за движением морщин. Поэтому нужен свет, нужно много света! Положение слишком тревожное, чтобы экономить на масле и на фитилях. Масла, слава богам, пока еще достает в Римском государстве, а фитилей льняных привозят из Египта вдоволь. А эти грекосы придумали еще такую форму светильника, что скареды даже экономят на масле. Одним словом, побольше света, черт возьми!
Эпикед бросился исполнять приказание. Центурионы всячески помогали ему в этом. Скоро палатка наполнилась светом, пусть чадящим неимоверно, но настоящим, желто-белым светом…
– Я хочу, чтобы все присели, – сказал Сулла. – Достанет ли для всех скамей?
Скамей нашлось достаточное количество. Военные люди – не сенаторы-болтуны: они умеют исполнять приказы молниеносно. Слава воинской дисциплине римлян! Что сталось бы на свете, не будь этой дисциплины, рядом с которой меркнет любая философия, любая наука и даже религия?!
Сулла обратился к своему любимцу:
– Децим, ты будешь стоять?
– Я сижу, – сказал Децим.
– Я только-только понял, Децим: под тобою высокая скамья.
– Так точно! – с радостью ответил Децим.
Его широкое лицо сияло. Глаза блестели светом радости и доверия. Большой мясистый нос с горбинкой чуть вздрагивал от ощущения собственного ничтожества перед величием могучего покровителя. Сулла все это хорошо понимал и хорошо видел.
Дециму тридцать лет. Он идет рядом со своим полководцем. Он шел, идет, будет идти! Оттого ему хорошо. Оттого благо ему. И Сулла ценит преданность этого одинокого в мире воина, для которого Сулла – отец и брат.
Децим чувствует, когда слова Суллы обращены к нему, если даже Сулла в это время глядит совсем в другую сторону. Годы сделали свое дело. Децим привязан к Сулле, точно пес. Пес преданный. Но пес сытый. И пес презлой, когда это надо. И Децим, повторяю, знает прекрасно, знает – когда Сулла обращает к нему свое доброе слово и свою улыбку, если даже при этом смотрит совсем, совсем в другую сторону…
3 
