очень нудно 
31 
— Да что такого, Мышь? — немного виновато покосился на нее Коул. — Ну, подумаешь, зачитал другу пару забавных фрагментов из твоего романа. Какая разница? Их ведь еще миллион человек прочитает.
— Забавных? — вскинулась на него Мышка. — Выходит, ты считаешь, что это забавно — смеяться со своим дружком над тем, что тебе читать не давали?
— Не хочешь, чтобы читали, не пиши, — отрезал Коул. — Ну подумаешь, посмеялись. К тому же, милая, тебе нужно учиться воспринимать критику. Ты ведь теперь писательница. И вообще, у тебя там столько глупостей, что, ей–богу, мне стало смешно.
— Глупостей? — уставилась на него Мышка. — Значит, мои чувства, мои переживания, сама я для тебя — глупость?
— Ну что ты начинаешь, Мышь? — скривился Коул. — Это я должен обижаться. Я пришел с работы уставший, а ты весь день проторчала за компьютером и оставила меня без ужина из–за своих бабских бредней.
— Бабские бредни?! — вспыхнула Мышка. — Это так ты называешь мои книги?
— Господи, ну как эту хрень еще назвать? Ну не мужскими же рассуждениями?
— Знаешь что, Коул?
— Что?
— Пойдем–ка поужинаем, — сквозь зубы процедила Мышка.
Гнева и обиды в ее голосе Коул не заметил, а потому, пробормотав что–то вроде «давно пора», весьма довольный собой пошел за женой на кухню. Поджаренное мясо, аппетитно разложенное на листе салата, окончательно вернуло ему хорошее настроение. Но стоило Коулу сесть за стол, как Мышка подняла со стола тарелку и, пронеся ее под самым носом у мужа, открыла тумбочку под раковиной и опрокинула содержимое тарелки в мусорное ведро.
Вначале Коул опешил, затем побагровел. Потом поднялся из–за стола и смерил жену взглядом, полным настоящей мужской ярости.
— Ты что, спятила, Мышь?! — рыкнул он на жену. — Это что за выкрутасы?! По–твоему, я горбачусь на проклятой работе, чтобы ты выкидывала такие фортели?!
— Только что ты проделал со мной то же самое, — спокойно ответила Мышка и пристально посмотрела на мужа.
— Я не выбрасывал твой ужин в мусорку!
— Ты выбросил в мусорку мою душу, — ответила Мышка и смахнула с тарелки остатки салата.
— Опять эти твои мудрствования! — окончательно вышел из себя Коул. — Ты достала меня своим нытьем!
— А ты меня — своим равнодушием. — Мышь бросила тарелку в раковину и, вымыв руки, направилась в комнату.
— Ты куда? — насторожился Коул, сочтя за благо перестать вопить на жену.
— Собирать вещи.
— Брось, Мышь, — с деланной небрежностью бросил ей Коул, хотя даже по тону было заметно, как он испуган. — Все собачатся, ну и что с того? Поругались, помирились — и дальше живут.
— Мы не все, во всяком случае я, — заметила Мышка, проходя в комнату. Приняв решение, она почувствовала себя настолько спокойной, что сама себе удивлялась.
— Ладно, не все, — согласился Коул. — Но не будешь же ты из–за такой глупости собирать вещи и уходить?
— Не из–за глупости, Коул. — Мышка вытащила из шкафа несколько свитеров и бросила их на кровать. — Из–за того, что я только что поняла: мне необходима свобода.
— Я что, не давал тебе свободы? — удивленно уставился на нее Коул. — Можно подумать, я запер тебя дома и ты тут под замком сидела.
— Нет, ты не дверь запирал на ключ, ты меня на ключ запер, — ответила Мышка, продолжая выгребать вещи из шкафа. — Ты, ты, ты… Везде, всегда и во всем был ты, Коул. Твоя работа, твои друзья, твоя еда, которую я почему–то должна была готовить. Твой дом, твоя жизнь… Все твое, Коул, и ничего — для меня. И как только у меня появилось что–то свое, ты немедленно принялся смешивать это с грязью. Тут ты погорячился, Коул, сильно погорячился.
— Я ничего не понимаю, — покачал головой Коул и в каком–то отупении уселся на диван. — Все ведь было хорошо, чего ты взбеленилась?
— Это у тебя все было хорошо. У тебя есть своя жизнь. Я тоже хочу свою. Хочу свободы, хочу дышать. Странно, что ты этого не понимаешь, Коул.
— Послушай, Мышь, детка…
— Не детка, — тряхнула головой Мышка. — Мне неприятно, мне противно слышать это прозвище. И только то, что тебе оно нравилось, заставляло меня до сих пор молчать.
— Мышь, я знаю, что ты из хорошей семьи, что ты умная и все такое, но я же люблю тебя…
— Нет, Коул, такие как ты, любят только самих себя. Вот и я захотела попробовать, что же это такое, когда живешь только собственными интересами.
— Мы–ышь… — почти простонал Коул и опустился перед женой на колени. — Мышь, пожалуйста, не уходи. Не бросай меня, Мышь.
31 
