очень нудно 
120 
– Передай своему командованию, товарищ воентехник, – сказал Руночкин, – пусть Господа Бога благодарят, что послали с тобой Панкратова, мы с ним учились в одном институте, в одной группе, понял? Я вам такую технику отгрохаю, какой ни у одного автобата нет. Понял?
– Так точно, понял, товарищ военинженер третьего ранга. Спасибо.
– Ты лишних слов не употребляй… Говори просто: военинженер.
– Слушаюсь, товарищ военинженер.
– Машину получите завтра. Быть здесь в десять ноль-ноль. Товарищ Панкратов остановится у…
– У матери, – подсказал Саша.
– Так, а вам, воентехник, дадим спальное место в общежитии, рядом кино, поблизости Театр транспорта, скучать не придется.
Он нажал на кнопку звонка. Явилась та же девушка-писарь. Руночкин протянул ей документы:
– Отметьте командировочные, примите продаттестаты, красноармейцу Панкратову сухим пайком, так ведь, Саша?
– Конечно.
– А воентехнику, я думаю, лучше к нам в столовую. Как, воентехник? Селедку в общежитии жевать или получить горячее питание?
– Горячее предпочтительнее.
– Воентехника прикрепите в столовую и дайте направление в общежитие, в шестую комнату.
– Дмитрий Платонович, в шестую комнату комендант требует записку лично от вас.
Слава Богу! Димой его зовут, точно, Дима, Димка.
Руночкин написал что-то на бумажке, вручил писарю:
– Воентехник, идите, вам все сделают, а документы Панкратова, Лариса, принеси сюда. Отправляйтесь!
Овсянников поднялся:
– Слушаюсь, товарищ военинженер.
– Одну минуту! – Саша написал на бумажке мамин телефон, передал Овсянникову. – Это телефон моей матери, на всякий случай.
– Вот это хорошо. Я вас в коридоре подожду, товарищ Панкратов.
– Чего его ждать? – спросил Руночкин.
– Я насчет вещей, как бы не унесли…
– Каких вещей?
– У меня с собой чемодан и книги, мое имущество, хочу у матери оставить, – объяснил Саша, – в коридоре они.
Руночкин открыл дверь в коридор, приказал первому попавшемуся красноармейцу внести вещи в кабинет.
– Разрешите идти, товарищ военинженер?
– Идите!
Овсянников бросил ладонь к козырьку фуражки, четко повернулся кругом, вышел.
– Он у тебя не командир, а вроде ординарца, – сказал Руночкин.
– Просто милый парень. Дима, ты мне разрешишь позвонить?
– Ради Бога! – Руночкин подвинул к Саше аппарат.
Саша позвонил маме, сказал, что уже в Москве, скоро освободится и приедет.
– Ей-богу, Сашка, до сих пор не могу поверить. Твой воентехник положил передо мной ваши командировочные, вижу – Панкратов А.П., не обратил внимания, тут сотни людей проходят, а потом что-то толкнуло… Панкратов А. Может быть, Александр? Вдруг?! Давай, говорю, сюда своего Панкратова… И вот ты здесь! Я не ожидал такой встречи, честно говорю, думал, сгинул Саша, пропал, как другие пропали. Я ведь заходил к твоей матери, сказала, в Бутырке сидишь, а потом, после института, загнали меня на периферию, потерял я твой след.
– О том, что ты заходил к моей матери, она мне сказала на свидании в тюрьме. Ты был единственный, кто зашел. Спасибо тебе.
Руночкин махнул рукой, отвел глаза.
– Ладно, Саша, чего там… Расскажи о себе.
– О себе? Что сказать? Отбыл три года ссылки в Сибири, на Ангаре. Потом получил минус – не имею права жить в больших городах. Выручила война. Теперь я солдат, такой, как все.
– Но почему рядовой?
– Меня в институте не успели аттестовать, арестовали.
Руночкин покачал головой:
– Что наделали, сволочи! В нашем институте почти половину под метелку.
– Я об этом кое-что знаю…
– Вот Гитлер и очутился в Смоленске, – злобно сказал Руночкин и махнул рукой. – Не будем сейчас об этом говорить! Слава Богу, ты хоть живой остался! Но рядовой?! Вот что, я тебя сюда перетащу.
– Как так?
– Очень просто. Через Главное управление пошлем вызов в батальон: такого-то немедленно командировать в наше распоряжение.
– И что я буду делать?
– Что хочешь – бригадир, начальник цеха, вот ремпоезд будем оборудовать. – Он показал в окно. – Видишь, тут и железнодорожная ветка есть. Присвоим звание, будешь пока в Москве жить, а там как война повернется.
– Спасибо, Дима, но это не для меня. Присвоить звание? Надо заполнить анкету, указать судимость.
– Сашка, о чем ты говоришь? Теперь только дураки пишут правду в анкетах. Кто проверяет? Проверяльщики попрятались по углам.
– И в Москве слишком много знакомых. Не хочу ходить с оглядкой. Четыре года ходил. Надоело! Теперь все! Война, фронт, нет вопросов!
120 
