очень нудно 
46 
И, не дожидаясь Сашиного ответа, встала. Саша подал ей пальто.
– Упала она на тебя, – сказал Глеб.
– Вроде бы.
– Там работы много.
– Уж больно сановная.
– Зато опытная, на этом карьеру сделала.
– Просила подождать. Да черт его знает! Настроения нет. Не пойду.
– Ты что, дорогуша, спятил? Все у них обговорено, весь план разработан, зря, думаешь, пришли? Она на тебя еще вчера глаз положила. Там уже и выпивон, и закусон – все приготовлено. Тебя в гости приглашают, а ты отказываешься. И не думай! Мария Константиновна тебе этого ввек не простит. Не забывай, ты ей многим обязан. И через месяц-два твоя прописка кончится, опять к ней придешь: «Выручайте, Мария Константиновна». А она тебе: «Извините, Александр Павлович, вы нашим обществом пренебрегаете, так что на нас больше не рассчитывайте». И права будет.
Саша колебался. Конечно, заманчиво. Но что-то сдерживало. Из ЦК партии, о чем он будет с ней разговаривать? Зачем ему это нужно?!
– Такая красотка! – продолжал Глеб. – Только дурак откажется. Венера, Афродита! Будь она местная, сам бы ее обхаживал. А поскольку она из Москвы, важная персона, в тебе твое чистоплюйство заговорило: ах, что обо мне подумают, скажут, ищу выгоду, делаю карьеру, а я не Растиньяк, не Потемкин, не граф Орлов, а высокоморальная личность…
– Смотри, – усмехнулся Саша, – до Растиньяка добрался!
– Дорогуша! – Глеб в улыбке обнажил свои белые зубы. – Никакой ты не Растиньяк и не Потемкин. Что она тебе, минус твой отменит? Твой минус никто не может отменить, да ты об этом и не заикнешься. А если что случится, так мало что случается в приятной компании, когда рядом такая женщина.
18
Небольшой одноэтажный домик в тихом переулке неподалеку от театра. Палисадник, деревянное резное крылечко, на тротуаре следы метлы. В коридоре дорожка на полу, длинная вешалка на стене, на другой стене зеркало. Повесив шубу, Ульяна опустилась на стул рядом с зеркалом, Мария подала ей тапочки. Ульяна встала, потянулась, будто что-то ей мешает.
– Надо бы скинуть сбрую. У тебя в столовой тепло?
– Натоплено. Я тебе халат дам.
Ульяна подняла глаза на Сашу.
– Саша, не возражаете, если я надену халат?
– Ради Бога!
Они прошли в столовую.
– Посидите здесь, – сказала Мария, – мы сейчас вернемся. Идем, Ульяша.
Женщины вышли.
Саша огляделся. Настенные часы с маятником, миниатюры, развешанные не без вкуса, пианино, на нем узкая кружевная дорожка, уставленная фигурками, телефон на круглом столике на толстой завитой ножке. Мебель красного дерева, Саша в этом плохо разбирался, но понимал, что вещи старинные и дорогие. Голландская печь выложена изразцами в русском стиле. Тепло и уютно.
Вернулась Мария, одетая по-домашнему – в юбке, кофточке, шлепанцах, откинула с одной половины стола край плотной узорчатой скатерти, постелила вместо нее белую, поставила три прибора, рюмки, бокалы.
– Ну как, Сашенька, нравится вам здесь?
– Роскошно, даже шикарнее, чем у меня.
Она укоризненно покачала головой.
– Сашенька, вашу квартиру я держу для тех, кому нужна прописка. Ведь вы не живете в ней.
– Конечно.
– А если бы сразу по приезде пришли ко мне, устроила бы в центре города. Но у вас была просрочка, пришлось направить туда.
– И я вам очень благодарен, – искренне сказал Саша. – Я легкомысленно к этому отнесся, и вы меня выручили.
Она покосилась на него, хотела этим сказать: я знаю, голубчик, почему ты не прописывался, но сейчас не время об этом говорить.
Вошла Ульяна в халате, с распущенными по плечам рыжими волосами: расплела косу. Халат длинный, махровый, почти не запахнутый, виднелись белые сильные ноги, округлые коленки. Все откровенно, и стало понятно, что мелькало в ее зеленовато-серых глазах: деловая цековская дама ломаться не будет, ляжет в постельку, а там как сумеешь, будем надеяться, что сумеешь. В ЦК приходится изображать высокую нравственность, а здесь, вдали от начальства и подчиненных, можно отхватить свое. Мария ей, конечно, не сказала, кто он такой.
– Ну, соколики мои дорогие, – говорила между тем Мария, ставя на стол тарелки с закусками, – проголодались небось. Чего пить-то будете? Саша, вам, наверное, водочки, а тебе, Ульяша?
– И мне немного водки.
Ульяна придвинула к столу кресло, села, положила ногу на ногу, полы халата распахнулись, ноги совсем оголились.
– Двигайся ближе, – сказала Мария, усмехаясь, – Саша уже насмотрелся на твои распрекрасные ножки. Как, Саша, насмотрелся?
46 
