56 
Люди, пришедшие сюда отведать «живой» кухни (посетителям предлагалась плавающая в аквариуме морская живность, которую можно было выбрать и заказать), отрывались от своих тарелок и, как загипнотизированные, любовались захватывающим зрелищем. Номер закончился, раздались шумные аплодисменты. Какая-то девушка взбежала на подмостки и от души чмокнула героя в щеку. Юноша, давно привыкший к восторженной реакции посетителей, небрежно поклонился и исчез за алым занавесом, очевидно прикрывавшим гримерную.
Лита увлеклась зрелищем настолько, что на несколько минут, которые длилось шоу, забыла о Барте. Но стоило только жемчугоглазому юноше скользнуть за кулисы, как перед ее взглядом вновь возникло счастливое лицо Флосси.
Барт не стеснялся в выражениях, называя ее то «сладкой ягодкой», то «милым солнышком», присовокупляя к ее имени не менее идиотские эпитеты. Она таяла от того внимания, которое он начал уделять ей, растекалась по столику, как подтаявшее мороженое.
Если они до сих пор не переспали, то непременно сделают это сегодняшней ночью. Утренний разговор еще сильнее ожесточил Барта, утвердив его в правильности избранного пути. До чего он жесток! — не переставала удивляться Лита. Как можно получать удовольствие от мучений других? Он обманывает ее, обманывает эту несчастную дурочку Флосси и, наконец, обманывает сам себя. Когда он поймет, что поступает зло и глупо, будет поздно. Слишком поздно…
Вин пытался развлечь ее шутками, надеясь увидеть на ее лице хотя бы призрак улыбки. Даже Джефри, который все еще не был в курсе событий, чувствовал неладное и потому без конца рассказывал истории о своем «Кальмаре», подстегиваемый тем же желанием, что и Вин.
— Как-то раз я обучал погружению одну богатенькую дамочку. Самое забавное, что дамочке было лет под семьдесят. Захотелось старушке экстрима. Дайвинг ей подавай. Ну дайвинг, так дайвинг. Я даже черта обучу, лишь бы он платил деньги и не слишком нудил. А было уже третье погружение — надо старушку к воде приучить, не сразу же ее тащить на дно океана. Надевает она свой костюмчик, в котором выглядит как нечто моржеподобное — килограмм в ней было сто, не меньше. И отправляемся мы с ней в плавание по глубинам океана.
Ничего старушка была, бойкая: озирается по сторонам, кораллы всякие там рассматривает, к рыбкам руки протягивает. Но тут увидела акулу-няньку и страшно перепугалась. Акула-то вроде небольшая, зато какой шок у бабульки! Ну, думаю, сейчас кондратий ее под водой прихватит и придется мне показывать родственникам ее подводную могилку. Но дамочка оказалась слишком бодрой для своих лет: так припустила от акулы, что я едва догнал. Доплыл до нее, помахал ей руками, мол, все в порядке, опасность миновала. Потащил ее к «Кальмару» — сил после такого шока у нее осталось мало.
Приплыли. Забираемся в лодку. Чувствую я — что-то не так. Как будто кто-то в моей лодке все вверх дном перевернул. Бабулька снимает гидрокостюм, приходит в себя. Я тоже начинаю очухиваться от происшествия. И тут из каюты выползает какой-то полуголый, взъерошенный мужик. Я ему — что ты в моей лодке делаешь? Он мне — это ты в моей… Поругались мы с ним слегка, а потом ситуация прояснилась: вместо «Кальмара» оказались мы на какой-то «Лесли-Джин». Перепутали, поплыли не туда. С кем не бывает… Мужичок на лодке был не один, а с девушкой. Она мою старушку успокоила, коньячком напоила. Но с тех пор — никаких дам после шестидесяти на моем «Кальмаре». Хватит с меня — за одной уже погонялся.
Чудной, как, впрочем, и все истории Джефа, рассказ разрядил обстановку за столиком. Барт оторвался от Флосси и пристально посмотрел на повеселевшую Литу. Лита ответила ему не менее выразительным взглядом. Что ты думаешь обо всем этом? — спросил он глазами. Тебе не стоит быть таким злым, ответила она. Оба поняли, что не все сказали друг другу, катаясь в лодке со стеклянным дном. Главного в их разговоре так и не прозвучало. А состоится ли следующий — неизвестно. Но Лите стало легче от взгляда Барта, на душе посветлело, как будто тучу прорезали солнечные лучи. Может, он все-таки поймет…
Флоренс занервничала. Как только Барт отрывался от нее, переставал сыпать шутками и ласковыми словами, она начинала чувствовать себя обделенной.
Мужчины вообще не баловали ее вниманием — она казалась им слишком доступной. Поэтому малейшее невнимание к себе она расценивала как охлаждение. Самое прискорбное заключалось в том порочном круге, который она сама себе создавала: панический страх быть отвергнутой и приводил к тому, что ее отвергали. Ее гипертрофированное представление о внимании, ее капризы — проверка чувств — заставляли мужчин видеть в ней липучку, готовую увлечься любым. В сущности, так оно и было. Только в этом «любом» Флоренс надеялась найти того единственного, который смог бы ей дать то тепло, то ощущение надежности, которого ей так не хватало.
56 
