с удовольствием перечитала 
17 
Он оделся, вышел из-за занавески.
Тарасик все сидел на прежнем месте, играл деревяшкой.
– Тарасик, – сказал Саша, – пойдем на улицу, погуляем.
Тарасик вопросительно посмотрел на Лидию Григорьевну.
– Иди, – сказала Лидия Григорьевна, – сидишь целыми днями дома, иди!
Она одела Тарасика, перевязала его платком крест-накрест, хотя было уже не так холодно, и они с Сашей вышли на улицу, пошли к Ангаре.
Мальчик шел рядом с ним, серьезный, молчаливый, маленький, неуклюжий в перевязанном крест-накрест платке.
– Сколько тебе лет? – спросил Саша.
– Не знаю… семь, однако.
– Значит, знаешь. Читать умеешь?
– Не.
– Буквы знаешь?
– Знаю.
– А стихи?
– Не.
– А тебе мама стихи читает?
– Читает.
– Какие?
– Не помню.
– Хочешь, я тебе почитаю?
– Хочу.
Они стояли над Ангарой. Пригревало. Тарасик мотал головой, видно, ему было жарко.
Саша ослабил узел платка.
– Лучше?
– Ага.
Тарасик вынул руки из рукавиц, они висели на шнурке.
Саша взял его руку.
– Не замерзнешь?
Теплота маленькой, слабой детской ручки пронзила его. Он присел на корточки, взял ладони Тарасика в свои ладони.
– Тепло?
– Тепло.
Мальчик смотрел на него серьезно. Саша подумал, что Тарасик, наверно, никогда не смеялся.
– Так хочешь, стихотворение прочитаю?
– Хочу.
– Рукавицы надень.
Тарасик натянул рукавицы.
Саша поднялся…
Белая заснеженная пустыня вокруг, только лес темнел на том берегу, освещенный с одного края солнцем. Потом потемнело. Солнце зашло за облако.
– Тебе что-нибудь напоминают облака?
Тарасик пожал плечами.
– Не.
– А вон корабль, видишь? Видишь, мачты, они будто обледенели. Паруса. Видишь?
– Вижу, – неуверенно ответил Тарасик.
Саша вспомнил «Воздушный корабль» Лермонтова и прочитал его Тарасику:
- По синим волнам океана,
- Лишь звезды блеснут в небесах,
- Корабль одинокий несется,
- Несется на всех парусах…
- Есть остров на том океане —
- Пустынный и мрачный гранит;
- На острове том есть могила,
- А в ней император зарыт…
- И в час его грустной кончины,
- В полночь, как свершается год,
- К высокому берегу тихо
- Воздушный корабль пристает.
- Из гроба тогда император,
- Очнувшись, является вдруг;
- На нем треугольная шляпа
- И серый походный сюртук.
- Скрестивши могучие руки,
- Главу опустивши на грудь,
- Идет и к рулю он садится
- И быстро пускается в путь.
- Несется он к Франции милой,
- Где славу оставил и трон,
- Оставил наследника-сына
- И старую гвардию он…
- На берег большими шагами
- Он смело и прямо идет,
- Соратников громко он кличет
- И маршалов грозно зовет…
- И маршалы зова не слышат:
- Иные погибли в бою,
- Другие ему изменили
- И продали шпагу свою…
- Потом на корабль свой волшебный,
- Главу опустивши на грудь,
- Идет и, махнувши рукою,
- В обратный пускается путь.
Мальчик напряженно слушал.
– Ну как, нравится? – спросил Саша.
– Да, – ответил Тарасик, – домой хочу.
Они вернулись. Саша хотел тут же уйти, но Лидия Григорьевна задержала его:
– Газеты забыли. Там фотографии вашего Сталина во всех видах. Оказывается, он даже вел пролетарские полки на штурм Зимнего дворца.
Действительно, в каждом номере газеты портрет товарища Сталина, а то и два и даже три: Сталин один, Сталин и Ленин, Сталин и Ворошилов, Сталин и Молотов, Сталин и Каганович, Сталин и Жданов, Сталин и колхозники, Сталин и военные, Сталин и рабочие, рисованные портреты Сталина, скульптурные изображения Сталина. Большие материалы о победах в гражданской войне: оборона Царицына, взятие Ростова, Пермь, Восточный фронт, разгром Деникина, годовщина Красной Армии, 15-летие Первой Конной, Польский фронт – все Сталин.
В октябре 1917 года, по словам историка И. И. Минца, «Сталин, выполняя волю Ленина, вывел большевистские полки против буржуазного правительства». Ага, над этим издевалась Лидия Григорьевна. А ведь действительно вранье! Все заслуги Сталину, всюду побеждал Сталин. Приветствия Сталину с заводов, фабрик, из колхозов, с вершин Эльбруса, с вершин Казбека. Каждое выступление, каждая статья начинаются и кончаются его именем.
Но как бы лично он ни относился к Сталину, Сталин олицетворяет народ и партию. И потому все чаще и чаще приходила Саше мысль написать Сталину. Он знал: все пишут Сталину, он не в состоянии прочитать и тысячной доли этих писем, не прочитает и его письмо. Оно и не дойдет до него.
17 
