очень нудно 
44 
И моментально создание обернулось именно ею, крохотной ангелицей, ее дочерью.
— Откуда нам известно, как ее зовут? — глупо спросила Констанс.
— Господин сказал, пока вы спали.
Он дал ребенку имя, когда, сказала повивальная бабка, все они молились за выздоровление Констанс.
— Но вы просто-таки пышете здоровьем. Так сказал господин, и мы увидали, что так оно и есть. Кровушки из вас вытекло порядочно, оно правда, но скоро вы будете здоровы как огурчик. И Ангелика ваша тоже.
Сколь прекрасно было имя, коим он ее одарил, — италийское, ровно как у него. Это имя помогло Констанс возлюбить создание у ее груди как дитя. Ее любовь перешла к ребенку через имя. Если бы повивальная бабка подала матери кривого, чахлого зверька не только без одежды, но и без имени, Констанс, уверяло ее воображение, могла не полюбить его вовсе.
Они никогда, ни единого раза не обсуждали имена, пока она была в тяжести. Мысль о вероятной гибели ребенка столь прочно укоренилась в ее голове, и в его, возможно, тоже, что имена виделись несчастливой темой. Предполагаемое полукрещение еще одного мертвого либо почти мертвого младенца было ей невыносимо тягостно, пусть даже, дозволяя себе невозбранно вознестись в сладостные эмпиреи, она неизменно дарила супругу Альфреда Джорджа Джозефа Бартона. И вот она очнулась от мечтаний с живым ребенком, Господним посланником, восхитительнейшим даром и Джозефа, и Господа.
Однако ныне! Это имя, италийское имя, это имя, что он породил, не объяснившись, и приклеил к ребенку, пока Констанс лежала беспамятна, едва не мертва. Память о ком-то из другой жизни? О прежней супруге? Каковой предстоит однажды стать и Констанс. А новое дитя станет носить ее имя. Череда детей и жен, каждая моложе прошлой.
— Где моя посланница? — вопросил Джозеф недавно, зайдя в дом; то был непринужденный намек на богохульство и откровение — по возвращении он искал общества ребенка прежде общества законной супруги. Он преследовал дочь, кою ранее презирал. Он пренебрегал супругой, кою однажды любил.
— Они любят отлично от нас, — сказала сегодня Энн Монтегю. — Они не любят жен так, как их любили бы мы.
Голос Энн длился в Констанс даже многие часы спустя, и она вглядывалась в близящуюся ночь, неодинокая, ибо, какова бы ни была опасность, Констанс слышала мудрые речи Энн Монтегю. Когда Джозеф, погружен в размышления и молчалив, сел ужинать, его супруга знала по меньшей мере, что винный бокал мужа полон, а Нора подает ему яства, что приготовлены по описаниям Энн и содержат в надлежащем соотношении «сдерживающие» и «соединяющие» вещества. Когда Джозеф поинтересовался, как прошел день Констанс, она с легкостью предъявила воображенные путевые заметки, отчитавшись о часах, что были проведены в обществе Энн; управлять языком она доверила наставнице. Джозеф говорил, и Констанс смотрела на него глазами подруги.
Влияние Энн распространилось на все области домашнего быта. Джозеф тяжело одолел лестницу и вошел в Ангеликину комнату, чтобы через мгновение возвратиться со словами:
— Она уже спит, — после чего сонливо взошел на собственное ложе.
Констанс, однако, нашла, что Ангелика вовсю бодрствует.
— Я его одурачила! — прошептало дитя: его насторожило исходившее от отца нечто, чему должно противиться ночью.
Констанс ощущала, как ниспосланная ее охранительницей защита окружает ее даже здесь, ибо Джозеф не возвращался.
Она спала с девочкой почти до самого рассвета, затем пробралась на свое ложе за считанные минуты перед тем, как пробудился Джозеф. Констанс притворилась, будто очнулась вместе с ним, и он облобызал ее.
— Замечательно, замечательно, — сказал он и не стал ворчать, когда она забрала Ангелику на тайное свидание в парке, не позвав его.
— Ненаглядная Ангелика, — сказала Энн, поднимаясь, принимая крошечный книксен и глядя вослед девочке, что тут же улизнула на квадратную лужайку, расстилавшуюся перед охваченной полукольцом дубов скамьей. — Она верна своему имени.
Бежав от утренних лучей поддерево и парасоль, они наблюдали за тем, как Ангелика красуется, передразнивая других. Она с идиотическим лицом скакала на одной ноге, точно прыгавший мимо мальчик, после чего продефилировала за парой важных дам, кои предпочли не заметить ее с одновременной чопорностью. Ангелика кочевала туда-сюда то на глазах у Констанс и Энн, то невидимо для них, то подле, то вдали, то меж дерев и стриженых кустов, то на открытой лужайке, где играли другие дети.
44 
