42 
– И зачем ты только ее привез! – упрекала Эмма Бьерна.
Но скальд лишь смеялся. Он поставил себе целью напоить епископа Руанского, и теперь Франкон в съехавшей на ухо митре втолковывал ему тексты Священного Писания. Потом он словно опомнился, повернулся к Эмме и сквозь икоту стал повторять, что на Троицу ей непременно надо быть в Эвре, дабы присутствовать на передаче мощей Святого Адриана.
– А Гийома оставь в Руане, – тыкал он пальцем в ее колено, настаивал, пока, не потеряв равновесие, рухнул к ее ногам. Сегодня он явно был не в том состоянии, чтобы выслушивать речи Эммы о высылке Лив в одну из женских обителей.
Позже, уже в своей опочивальне, она заметила мужу, что он уж слишком много внимания уделял новоявленной «сестре Констанции». Он же, в свою очередь, гневно высказывал ей за Бьерна. Эмма опешила.
– Но ведь Бьерн – мой лучший друг, он мне как брат. Я рада ему. О, Ролло, разве ты забыл, сколько он сделал, чтобы мы с тобой были вместе?
Однако Ролло, оказалось, был разгневан не на шутку, и Эмма из нападающей превратилась в оборонявшуюся. Они долго спорили, ругались, сходя на крик, пока Эмма, как всегда во время ссор, не пришла в сильное возбуждение и, гневно глядя на Ролло, не принялась срывать с себя одежду, а потом прямо-таки бросилась на него.
И Ролло, все еще в ярости, борющийся со страстью, стиснул ее, стал бешено целовать, повалил на шкуры перед камином. Они сошлись, как двое безумцев, изнемогающих от испепеляющего желания: быстро, неистово, зажигательно. И когда закончили, Эмма оказалась отчасти сидящей на полу, отчасти вжатой в большой деревянный сундук, а спина Ролло была выгнута дугой. И все же они были довольные, мокрые и усталые, благодарно улыбались друг другу. Еле добрались до ложа, заснули, обвив друг друга, больше не думая о ревности. Ролло был доволен уже тем, что Эмма не стала, как всегда, докучать ему разговорами о поездке.
На другой день он увез Бьерна показать готовящиеся блоки для осадных башен, стал объяснять их устройство, когда все будет готово. Скальд усиленно пытался выказать интерес, но проворчал, что викинги редко когда используют подобное и не лучше ли воспользоваться их испытанным методом внезапного нападения.
Ролло постарался подавить раздражение. Бьерну пора понять, что он замыслил не набег на деревни и усадьбы с частоколом, а настоящую войну, где на пути у них встанут целые города, крепости, окруженные крепкими стенами монастыри. Да, скальд никогда не был стратегом, его интересовали лишь слава и удача, о каких потом можно слагать хвалебные песни.
Поэтому Ролло перестал брать Бьерна с собой, предпочтя решать все с более толковыми помощниками Лодином, Гауком, Галем. Но все они, нет-нет, да и замечали Ролло, что его жена слишком много времени проводит с Серебряным Плащом. То они уезжают верхом, то катаются на лодке по Сене и рыбачат, то просто просиживают вместе вечерами, она поет, он что-то сочиняет. Нет, они никогда не бывают наедине и правила приличий соблюдают, однако их явная симпатия столь очевидна, что только слепец ее не заметит. И часто, когда Ролло, голодный и усталый, приходил вечером в покои к жене, то там было полно людей, лилась музыка, слышались песни, смех.
Сезинанда приносила детей, двоих своих и сына Эммы, кормилицей которого была. И Ролло видел, как его серьезный малыш Гийом улыбался Бьерну всеми ямочками, лез к нему на колени, но когда Ролло брал его на руки, начинал сокрушенно хныкать.
– Боги послали тебе отменного сына, – улыбался Бьерн, и сердце Ролло оттаивало. Мирная атмосфера, окружавшая скальда и Эмму, невольно передавалась и ему, и он молчал, хотя порой его пронизывала дрожь, когда он видел, как этим двоим хорошо вместе.
Странное дело, он был больше уверен в Бьерне, нежели в Эмме. Она не скандинавка, она кокетлива, падка на лесть. Ролло всегда казалось, что есть в ней нечто изменчивое. Но будь он проклят, он слишком любит ее. И ни разу не ударил, хотя помимо ее кокетства с Бьерном, она по-прежнему продолжала готовиться к поездке в Эвре.
Настал май. Город украсился зеленью. Люди танцевали и пели, приветствовали май. За городом вокруг шеста майского дерева устраивались танцы, состязания в беге и стрельбе. Пастухи старались пораньше вывести стада в поле, над опоздавшими смеялись, валяли их в траве. И все это среди подготовки к войне, когда кругом были вооруженные воины, пившие брагу в честь своих прошлых и будущих бранных побед.
Война и мир соседствовали. У норманнов приближалось время жертвоприношения богам плодородия, и Ролло собирался отбыть из города через несколько дней, чтобы принести жертву Фрейю[17] близ его города Гурне, где было главнейшее святилище этого Бога. Когда Ролло сообщил об этом Эмме, она согласно кивнула, заявив, что по времени языческий праздник норманнов совпадает с христианской Троицей, когда она будет в Эвре.
42 
