29 
Ночью наступало бодрствование. До того я была совершенно измотана. А затем мощной силой меня прикрепляло к ядру бодрствования. Эта сила была слишком мощной, поэтому все, что я могла,— это продолжать бодрствовать до самого утра. Я продолжала не спать в ночной тьме. Почти не могла размышлять. Слушая, как часы отмеряют время, я просто спокойно наблюдала за тем, как понемногу сгущается ночная тьма, а затем опять светлеет.
Но вот однажды все закончилось. Никаких предпосылок, никаких внешних причин не было, все закончилось в одночасье. Во время завтрака я ощутила желание спать, будто внезапно начала терять сознание. Не говоря ни слова, я вышла из-за стола. Кажется, я что-то уронила на пол. Кажется, кто-то что-то сказал. Я ничего не помню. Пошатываясь, добралась до своей комнаты и, не раздеваясь, свалилась в кровать, так и заснула. А затем проспала двадцать семь часов кряду. Мама беспокоилась и несколько раз тормошила меня. Била по щекам. Но я не просыпалась. Двадцать семь часов мои глаза даже не приоткрывались. Когда я проснулась, стала опять такой же, как и прежде. Вероятно.
Я не знаю, по какой причине у меня началась бессонница и по какой причине она внезапно прошла. Она была чем-то вроде толстых темных туч, которые издалека приносит ветер. Внутри этих туч полнымполно неизвестных мне несчастий. Никто не знает, откуда они приходят и куда уходят. Как бы то ни было, они пришли, застлали небо над моей головой, а затем ушли.
Однако отсутствие сна сейчас — это совершенно другая история. Другая с начала и до конца. Я просто не могу спать. Даже дремать не могу. Если отбросить тот факт, что я не могу спать, во всем остальном я совершенно в порядке. Совсем не хочу спать, и сознание остается очень ясным. Настолько, что можно даже сказать — яснее обычного. В организме нет никаких отклонений. Аппетит хороший. Усталости не чувствую. С практической точки зрения нет никаких проблем.
Ни муж, ни ребенок не замечают того, что я не сплю. И я ничего не говорю. А что говорить, ведь только в больницу отправят. А я ведь понимаю. Ну пойду в больницу, и ничего ведь не изменится. Поэтому и не говорю. Так же как и тогда, когда у меня была бессонница. Я понимаю лишь одно. С этим мне нужно разбираться только самой.
Поэтому они ничего не знают. Внешне моя жизнь течет так же, как и всегда. Очень ровно, очень регулярно. Проводив утром мужа и ребенка, я, как обычно, на машине еду за покупками. Муж — зубной врач, у него клиника недалеко от дома, минутах в десяти на машине. Клиникой он управляет вместе со своим приятелем по стоматологическому институту. Поэтому и техника, и секретаря в приемной они оплачивают пополам. Если у одного слишком много пациентов, то их может принять другой. И мой муж, и его приятель мастера своего дела, поэтому, начав здесь свой бизнес почти без какой-либо протекции, они всего за пять лет добились того, что клиника стала процветать. Что один, что другой работают очень много.
— Я хотел бы работать поспокойнее. Но не время жаловаться,— говорит муж.
Ну да, говорю я. Не время жаловаться. Это точно.
Чтобы открыть клинику, нам пришлось взять в банке ссуду, куда как больше, чем мы рассчитывали сначала. Стоматологическая клиника требует инвестиций в дорогое оборудование. Потом еще жесткая конкуренция. Если ты сегодня открыл клинику, это не значит, что завтра к тебе хлынут пациенты. Полно стоматологических клиник, которые разорились оттого, что не приобрели своих пациентов.
Когда открыли клинику, мы были еще молодыми, бедными, с новорожденным младенцем на руках. Никто не знал, сможем ли мы выжить в этом жестоком мире. Однако прошло пять лет, худо-бедно мы выжить смогли. Не время жаловаться. Долгов еще осталось две трети.
— Ты красавчик, вот пациенты к тебе и валят,— говорю я.
Вечная шутка. Я говорю так, потому что он вовсе не красавчик. Если описывать его, так у него странное лицо. Я и сейчас иногда думаю об этом. Почему я вышла замуж за человека с таким странным лицом, хотя у меня были приятели и покрасивее.
Мне сложно толком объяснить, что в его лице странного. Он, конечно же, не красавец, но и некрасивым мужчиной его тоже не назовешь. В его лице нет какой-либо изюминки. По правде сказать, мне ничего не остается, как просто называть его «странным». Возможно, лучше всего описать его лицо как «невыразительное». Но ведь не только это. Более важно то, что в лице мужа есть какой-то элемент, который трудно ухватить. Мне кажется, если его ухватить, то весь образ «странности» можно будет понять. Но я пока не смогла этого. Как-то раз мне было необходимо для чего-то нарисовать лицо мужа, и я попробовала это сделать. Но не получилось. Взяла карандаш в руки, села над листом бумаги, но никак не могла вспомнить, какое у него лицо. Это меня немного озадачило. Мы так давно живем вместе, а я не могу вспомнить, какое лицо у моего мужа. Когда смотришь, то все понятно. Даже в голове можешь нарисовать. Но стоит попытаться нарисовать его по памяти, как понимаешь, что совершенно ничего не помнишь. Это ошеломляет, словно утыкаешься в невидимую стену. Ничего не могу вспомнить, кроме того, что у него странное лицо.
29 
