Худо дело. За это нас не погладят.
И там – заговорили крикуны с мраморного стояла.
О чём – сюда плохо слышно.
А то бы и послушать.
Из его роты ефрейтор Орлов, питерский рабочий, важивал его тайком на одну квартиру на Невской стороне. Простая квартира, рабочая, в посёлке Михаила Архангела. И из других запасных батальонов там приходило солдат пяток. И два студента всё-всё разъясняли им, какие были цари, все кровь народную лили и за счёт народа пировали. И – такие же все дворяне, и такие же – петербургские все правители. А теперь, вкупе с иными генералами, торгуют кровушкой русского солдата. И измену – передают немцам. И Распутин к этому приложен, а царица с ним валяется. И вот куда мы идём. И вся эта война нашему народу совсем не нужна.
Чего и правда, чего и наболтали. А сердце аж захолонывает.
Придумал штабс-капитан, махнул: уводи!
Верно. Нам теперь хуже тут стоять.
Ушли пока в дворницкую.
13
____________________
ЭКРАН
____________________
Меж четырьмя бронзовыми конями Аничкова моста
мчатся живые два! – красавцы-кони! –
извозчика-лихача –
мчат легковые санки, в них ездоки –
солидный господин, уверенный и с улыбкой,
и дама рядом, с меховым воротником, в широкой шляпе с перьями.
Но на самом скате с моста – кони поёжились, замялись, заплясали на месте,
извозчик откинулся – изумлённо или в страхе, –
= молодой мастеровой в поддёвке, шапке набекрень – стал на пути, не побоялся, руку поднял –
и так остановил коней. Одного за узду – и обходит,
показывает взмахом: слезай, мол, слезай!
Извозчик – надулся, лопнет, а господин –
господин монокль откинул, улыбается, недоразумение просто:
– Товарищ! Зачем же так? Я тоже –
за свободу! Я – корреспондент «Биржевых Be…»
= Но не для того парень под скок становился:
– Биржевой? Накатался! Сле-зай!
= За локоть сдёрнули с саней господина.
Господин – своё загалдел, дама – закудахтала, но слезают, извозчик – своё,
= ну! взамен вспрыгнули с двух сторон приятели:
– Гони!
Извозчик ощетинился:
– А кто мне заплатит?
– А вон, видишь? –
показывают:
= На Фонтанку легковых извозчиков пяток свернули, уже без седоков. И ждут, денег не спрашивают.
= Парень в санках в рост, обеими руками размахнулся вольно – да на плечи извозчику, хлоп!
– Е-дем!
По-ка-тили!
Покатили ребята, не спрашивай, почём, – да вдоль по Невскому!
Вдоль по Невскому если глянуть вдаль
= что-то люда много на мостовой и трамваев слишком густо.
= Ещё какой-то если трамвай идёт, не стал –
перед ним мальчишки на рельсы, лет по 15, он тормозит,
прыгают к нему на переднюю площадку и ручку из рук вырывают!
И – поди не послушайся. Ещё ж его и ругают!
Вагоновожатый пожилой усмехается горьковато, к стенке откинулся.
Это ж – работа его, и обидно: ключ отдавать соплякам.
= Уже унесли, побежали! Ключом трясут и кричат!
= Пассажиры в трамвае – по-разному.
А в общем что ж? – выходить, да пешком.
* * *
На Казанском мосту, как проглядывается Спас-на-Крови вдоль канала смешанная толпа рабочих, баб, по одёжке видно, что с окраины, и подростков.
– Дай-те хле-ба!
– Ха-тим есть!
И не все, но голоса отдельные стягивают, тянутся вместе стянуть:
Вставай, подымайся, рабочий народ!
Иди на борьбу с капита-а-а-лом!
И – вырвался вверх красный флаг! Подняли там в середине.
И крик молодой надрывный звонкий, одинокий:
– Долой! полицию! Долой! правительство!
А – хода им нет: тут же – конница, кончилась песня, драгуны наезжают конными грудями на рабочих – и теснят их вбок – туда, вдоль канала.
Негрубо, без шашек – туда, к Спасу-на-Крови.
И флага не стало – упал, убрали.
Гул неразборчивый. Крики злые.
Утихающий ропот. И только мальчишеские сдруженные весёлые голоса:
– Дай-те-хле-ба! дай-те-хле-ба!
= А на тротуарах – публика почище, хорошо одетая.