479 
После этой ночи Родзянко в своих глазах тем более стал главой правительства. Перед Ставкой и Главнокомандующими он уже и был премьер-министром. И в глазах населения, подписывая воззвания, – кто же он был другой? И перед своими коллегами фактически был им и чувствовал теперь в себе сопротивление этой подстроенной кандидатуре Львова. И только – только перед Государем он ещё никак не был назначен.
Что и надо было сейчас – получить от Государя утверждение Думского Комитета как правительства. И притом – как правительства ответственного , парламентского. И этим будет достигнуто последнее его превращение. И вся революция – благополучно окончилась. И всё станет на незыблемые места.
Но пока Государь в движении – аппаратный разговор с ним невозможен. Да даже если б и аппарат был, то разговор такой невозможен: Государь – не генерал Алексеев, ему не напечатаешь требование. Просить утвердить себя главой правительства можно только на личной аудиенции.
Не просто «лицо, пользующееся доверием всей страны», но именно – Родзянко! А глухой упрямый Государь не хочет услышать!
Конечно, тут и заминка, мешающее чувство. Председатель уже несколько раз откровенно обошёл Государя – в телеграммах Главнокомандующим, вот в разговоре с Алексеевым. И свою прямую телеграмму Государю тоже не держал в тайне, но вслух читал с крыльца, и дал корреспондентам, и не мог отказаться от дивной фразы, вычеркнутой зря: «Молю Бога, чтоб в этот час ответственность не пала на венценосца». И во всех речах к войскам как ни патриотичен был Родзянко – а всё время переходил строго законную меру. И чувствовал это – и не мог не переходить, и даже самому нравился этот бунтарский размах, который, оказывается, всегда был в его натуре – и вот проявлялся теперь.
За последние двое суток Родзянко уже привык к свободе – и не очень хотелось сгибать себя к прежней послушности.
А в общем – надо им, надо им, двум первым людям государства, встретиться.
Уже так было поздно, ближе к утру. Поехал Родзянко скорей домой, лёг спать.
Сон у него был богатырский.
235
В два часа ночи на станции Малая Вишера стояла бестревожная глубокая тишина. Сон, морозная ночь, станция пустынна, но ярко освещена. Нигде ничего опасного не совершалось.
И по указаниям Его Величества, данным перед започиваньем, следовало неуклонно ехать дальше – на Чудово, на Любань, на Тосно.
Но к подошедшему свитскому поезду Литер Б по пустому перрону подбежал поручик Собственного Его Величества железнодорожного батальона: он только что сам пригнал сюда на дрезине, едва уехал от мятежников! Их в Любани уже две роты, и они очевидно движутся сюда. Поручик Греков дал по линии телеграмму: комендантам литерных поездов направляться на Николаевский вокзал Петрограда!
Свита заволновалась, кто не спал. Как обманчива эта пустота и тишина. Могло показаться, они движутся в тёмной ночи, невидимые и неизвестные. Но начальники станций докладывали новому начальству – и мятежники Петрограда, и пробуждённая Москва, и телеграфисты мелких станций, – все видели через ночь и через даль, как два тёмно-синих поезда несутся в приготовленную раззявленную пасть.
А военной силы при императоре нет никакой. Даже, можно сказать, и простой охраны нет.
Через четверть часа после Литера Б тихо мягко подошёл и царский Литер А. Стали рядом. Не решаясь подвергать опасности поезда на свою ответственность, комендант Литера Б решился разбудить в Литере А дворцового коменданта Воейкова. Воейков крепко спал, сердито проснулся, со всклоченными волосами. Однако очнясь, обстановку сообразил быстро и решился идти будить Его Величество, испросить указаний. Постепенно и вся свита пробуждалась в тревоге.
Только в сон и уйти от этих нелепостей, несоставностей, беспорядков, – но и оттуда, из нежного погруженья, вытягивает, вытягивает почтительный зов. Даже в излюбленном поездном покое не стало укрытия.
Сперва, как всякому спящему, – императору досадно, неоправданно, зачем? Потом серьёзней, встал с ложа, надел халат. Очевидно, очень серьёзно. Смотрели с Воейковым карту. Кратчайшим путём через Тосно в Царское можно не попасть. Успеть проскочить до Чудова, а потом свернуть на Новгород? Ах, удлиняется путь, отодвигается встреча с семьёй. Но Воейков доказывал, что и до Чудова двигаться опасно, что надо от этого места поворачивать назад.
479 
