очень нудно 
30 
Перикл обнял ее и увел во внутренние покои. Уложил ее и сам улегся рядом. Он был возле нее и очень далеко от нее.
– Что будет с Паралом? – проговорила Аспазия.
– Он скоро встанет.
– А если нет?
Она вскочила. Глаза у нее были полны слез:
– А если нет?
Он не допускал этого! Как же можно так? Нет, нет, нет!
– А если?..
Она была непреклонна, после всех его утешений повторяла свое: «А если?» В самом деле: а если?.. Перикл почему-то верил в свою добрую судьбу. Он всегда верил. И не мог не верить даже в эти дни, когда, казалось, на него обрушились все беды мира. Все беды!
– Все? – спросила Аспазия. – Неужели все беды?
– Все.
– Нет, – сказала она, – не говори так. И не сетуй на судьбу, умоляю тебя! Ибо есть беда большая, чем просто беда. И еще есть беда значительно большая, чем самая большая беда. Нет, не говори так! Ты не должен жаловаться! Никто не давал тебе обязательства в том, что ты всю жизнь будешь полновластным властителем Афин. Ты должен примириться ради нас, твоих близких. Нет сейчас у нас большего горя, чем болезнь Парала…
– А я почему-то верю… – проговорил он. Но не сказал: во что же верит, давно ли верит и что дала ему эта вера?
Она бросилась на постель, зарылась лицом в подушку. Она, мудрейшая Аспазия, явно теряла самообладание! Было над чем призадуматься!
– Он болен, – повторяла она. – А Перикл далеко от меня. Это моя Аттика! Это мой мир! Слышишь?
Да, это он слышал. И даже очень хорошо. Перикл понимал, что вкладывала она в свои слова нечто большее, чем горе. Она упрекала его. Почему? Потому что это именно он затеял войну с Пелопоннесом. Разве это так? Ведь сама война принеслась в Аттику! Перикла можно укорять, но не больше, чем Зевса: так было угодно судьбе!
Однако она знать ничего не хочет. В Элладе – война. В Афинах – чума. Умирают дети. Гибнут женщины. Война затеяна не кем-нибудь, а правителями… И она говорит в отчаянии:
– Парал все время бредит. Что делать? Жар слишком силен.
Он спрашивает:
– Кто возле него?
– Евангел. Натирает его уксусом.
– Скорей бы рассвело, – говорит Перикл.
– Да, и я жду рассвета. Скорей бы! Я сама побегу в город. Где-нибудь да найду врача!
Перикл встает:
– Я пойду к нему.
Постучали в дверь.
– Это я, – послышался голос Евангела.
Перикл вышел к нему.
– Ему немножко лучше, – сообщил раб. – Уксус понизил жар. Он уже пьет воду. А потом спокойно уснул. Я прислушался к дыханию: тихо спит. Как здоровый. Клянусь богами!
Перикл вздохнул:
– Спасибо, Евангел.
– Спите. И я пойду спать. Улягусь возле него.
– Ты слышала? – сказал жене Перикл, когда закрылась дверь и раб удалился. – Ему уже лучше. Я же говорил, что это лихорадка, что все пройдет.
Она сказала:
– Я все равно пойду к нему. Все ноет вот здесь, – она указала на левую грудь. – Здесь всегда болит перед бедой.
Вдруг снова постучали в дверь.
– Это опять я.
Раб сообщил хозяину, что он все еще дожидается. На прежнем месте.
– Как?! – удивился Перикл. – Он здесь среди ночи?
– Да.
– Разве ты не сказал ему, что поговорю с ним?
– Сказал.
– И что же он?
– Говорит: «Подожду».
– Может быть, он желает услышать это обещание лично от меня?
– Может быть.
– Зови его сюда!
– Как? Прямо сюда?
– Нет, в ту комнату. Где работаю.
Вскоре показался Евангел в сопровождении молодого человека. Такого невзрачного на вид. Худощавого. Немного прыщавого. Но было в его осанке и в выражении глаз нечто такое, что невольно обращало на себя внимание.
– Это ты Агенор, сын Олия? – спросил Перикл.
– Да, я.
Они стояли друг против друга.
– Ты хотел меня видеть?
– Не только, – сказал Агенор очень приятным, таким мягким голосом. – Мне надо поговорить с тобой. Но для этого необходимо время. Но я готов хоть сейчас. Как будет тебе угодно.
– Нет, – сказал Перикл. – Я очень устал, наверное, так же, как и ты. Нам обоим нужен отдых. Может быть, завтра?
– Можно и завтра.
Перикл осторожно спросил:
– У нас будет длинный разговор?
– Не столько длинный, сколько очень важный для меня.
– Тебе говорили, что я очень занят?
– Чем?
Вопрос, признаться, более чем дерзкий. Евангел чуть было не вышвырнул этого мальчишку на улицу. Перикл спокойно отвечал:
– Я пишу.
Это была ложь.
– Тогда другое дело, – сказал Агенор. – Я могу подождать.
Молодой человек был столь решителен и столь упрям в достижении своей цели, что Перикл не решился откладывать встречу на долгий срок.
30 
