88 
Скрип двери заставил ее резко опустить край одежды. Тетсинда обрадованно улыбнулась, увидев поднявшуюся с ложа болезни девушку.
– Принеси воды. Я хочу вымыться, – властно, будто приказывала всю жизнь, велела Эмма.
Погрузившись в бадью с теплой водой, она стала так скрести и тереть свое тело, словно пыталась вместе с грязью смыть всякое воспоминание о пережитом ужасе. «Я не должна думать об этом, все это следует забыть, – мысленно приказывала она себе. – Иначе я всякий раз стану вспоминать о своей беспомощности и не смогу быть сильной, когда придет пора отомстить».
Тетсинда принесла ей бледно-зеленую плотную тунику и сандалии с ремнями, оплетавшими лодыжки, а затем расчесала длинные густые волосы девушки, ставшие блестящими и пушистыми после купания.
– Да ты у нас красавица хоть куда, Птичка! Даже этот рубец тебя не портит. Я хорошо зашила его, и со временем он почти исчезнет.
После этого она предложила Эмме прогуляться, но девушка наотрез отказалась. Ей все еще невыносима была мысль о похотливых мужских взглядах и шепоте за спиной. Она ограничилась разглядыванием города в окно башни.
Сомюр действительно лежал в руинах. Большинство деревянных построек сгорели, и теперь там, где стояли дома, оставались лишь каменные трубы да кое-где опорные столбы, под которыми пепелища зарастали сорными травами. Немногочисленные каменные строения также пребывали в запустении, покрытые мхом и лишайниками. В оконных проемах рос чертополох, в трещинах между камней покачивались на ветру молодые деревца. Мощная городская стена была полуразрушена, местами от нее остались лишь груды щебня. Однако на тех ее участках, что уцелели, виднелись темные силуэты стражников-норманнов, вооруженных копьями, бдительно несших службу, ибо, как отметила Эмма, викингов и в самом деле было в городе не так уж и много. И тем не менее чувствовалось, что варвары обжили это место. На пустыре – там когда-то была главная площадь, а сейчас одиноко высились несколько полуразрушенных, римских еще, колонн, обвитых плющом, – паслись кони норманнов. За ними виднелись несколько наспех сколоченных времянок и навесов, где на шестах висела конская упряжь. Стояли какие-то повозки, слышался стук молотков и визг пил. Там, где высились старые колонны, среди груд обломков Эмма заприметила беспечно игравших детей пленных франков. Кажется, норманны не опасались, что они убегут, и не мешали их играм, так что осмелевшие малыши порой вертелись под ногами рослых северян и даже болтали с ними. Неподалеку среди руин пылали костры, викинги из огромных котлов раздавали подходившим пленным франкам еду, и те уносили ее куда-то за руины, где, видимо, и находилась их стоянка. Двое других пленных, сидя у колоды с грязной водой, острыми черепками соскребали жир с помятых котлов, еще несколько сгребали навоз, куда-то гнали овец, таскали вязанки хвороста.
Прямо напротив окна Эммы располагалась кузница под наспех сколоченным навесом, и двое обнаженных до пояса норманнов с длинными, схваченными узкими ремешками волосами мерно били по наковальне, на которой вишнево светилась длинная полоса заготовки. Еще один, склонившись над копытом лошади, осматривал ослабевшую подкову. На первый взгляд открывшаяся ей картина казалась почти мирной, если бы здесь не было такого множества вооруженных воинов, а ветер не приносил бы порой запаха крови и нечистот от ютящихся где-то пленных, если бы не виднелись вдали на шестах отрубленные головы тех франков, кто выказал неповиновение или чем-то задел норманнов. И хотя большинство язычников просто сидели, греясь на солнышке, вид у них был воинственный, а смех слишком напоминал Эмме о событиях прошлых дней. Норманны вскоре заметили глядевшую в окно девушку, повернули головы в ее сторону, а один из них приветливо помахал рукой. Эмма, сжав зубы, впилась пальцами в гранитную плиту подоконья. «Я должна разучиться бояться их. А главное – не думать о том, что им известно, что произошло со мною».
Вечером в башню снова пришел Атли, принеся две связки свечей и несколько факелов. На Эмму он глядел с немым восхищением. Тетсинда накрыла стол, причмокивая губами от вида яств: куропатки, приготовленные с клюквой, запеченная свинина, отварная морковь и овсяные лепешки с пылу с жару, которые надлежало есть, макая в горьковатый вересковый мед. Атли был оживлен и вновь повествовал о своем непревзойденном брате. Тот должен вскоре вернуться, и тогда они тронутся в путь, в земли, где Эмме ничто не будет угрожать, ибо там и Ролло, и Атли почитают как правителей.
88 
