очень нудно 
139 
— Другими словами, она будто пришла на прослушивание в рекламу душевых кабин.
В церкви почти никого не было: Чарлз и Эмили, несколько преподавателей английского, полдюжины Скоттовых студентов, квартет знойных подружек Марии и семеро ее родственников. Жених в подобающем случаю национальном венгерском костюме стоял между невестиными братьями — двумя пожарными гидрантами, завернутыми в парадную форму венгерской армии.
— Выглядело, будто суд по уголовному делу.
Католическая церемония тянулась навязчиво долго. Гимны разбухали и раскручивались в бесконечность, как симфонии, проповеди бубнились, будто лекции в колледже, благословения проходили как переговоры о слиянии и поглощении. Собрание поднялось и стояло, пока у Чарлза не затряслись и не заболели ноги, он все время выпрямлял спину. Потом сидели неподвижно, пока его ягодицы не расплавились на гладкой деревянной скамье, которая преобразовалась в дымящийся бетон. Несколькими часами и одним поцелуем позже всех отвели в соседний дом — на террасу отеля «Хилтон». Под желтым полосатым тентом на металлических шестах, сыплющих чешуйками белой краски и несущих на верхушках венгерские флажки, стояли четыре накрытых обеденных стола, чуть в стороне от таких же столов с таким же обедом для туристов, перепуганных и воодушевленных неожиданным видением откровенно нетуристской жизни.
И это все, что Джон узнал о свадьбе брата. С женихом он не говорил и не виделся с тех пор, как месяцем раньше тот объявил о помолвке. Он точно не получил письменного приглашения, как другие. И к тому же так и не сумел поздравить брата после пурпурноусого фиаско, хотя, возможно, только это и требовалось. Но теперь, после стольких лет погони, это было выше его сил. Не имеет значения. Уж тут-то серьезность явно не ночевала.
Марково отсутствие продолжилось до второй недели сентября, и Джон решил, что Пейтон, видимо, поехал в научную экспедицию. Зря он ничего им не сказал перед отъездом, но, значит, почему-то не захотел. Джон много раз заходил, оставил несколько сообщений. И вообще у него были занятия поинтереснее.
В тот день Джон останавливается у Марка под окнами узнать, не вернулся ли друг. Скотт — безнадежный случай, раз и навсегда, к Эмили он еще слишком смущается подойти, Чарлз носится туда-сюда между Будапештом и Веной, Ники странно недоступна и вредничает больше обычного, а до того, как Надя начнет играть, еще долгих два часа, и заняться Джону нечем. По правде сказать, он изголодался по компании. Ранний осенний дождь отлетает от Джонова крутящегося зонта, Джон стучит в равнодушную дверь, клацает неподатливой дверной ручкой, пялится в мятежно отражающие взгляд окна, и тут из соседней квартиры появляется большой бородатый венгр. Длинный поток иностранных слов — Джон выхватывает «az amerikai», — сопровождает это медвежье явление. Джон показывает на дверь Марковой квартиры и исправляет парящую на уровне его глаз бороду: «канадаи». Следует новая порция иностранного бурчанья. Наконец венгр трет большим пальцем правой руки об остальные и дважды бьет в Маркову дверь: судя по всему, просрочена плата.
— Ааа, — говорит Джон. — Okay, okay.
По-прежнему на языке жестов Джон убеждает мужчину — очевидно, хозяина квартиры или коменданта дома, — открыть, и они вдвоем входят в квартиру, каждый с разрешения другого.
Комендант останавливается перед прислоненной к стене огромной фотографией с Джоновым совокупляющимся торсом в центре. Щипая себя за бороду, он тревожно вперяется в картину, медленно кивает. Джон бродит из комнаты в комнату, открывая шкафы, выдвигая ящики. Маркова одежда исчезла, багаж исчез, туалетные принадлежности исчезли. Кое-какое грязное белье — теперь твердое и вонючее — осталось в стиральной машине, а в углу стоит Марков слоноподобный граммофон. Марковы книги и записи остались, все они сняты с полок и аккуратно сложены на кухонном столе, сверху конверт, надписан — «Ники». В панике разорвав, Джон, однако, не находит предсмертной записки самоубийцы (и тут же жалеет, что поддался моментальной панике), — только расплывчатый полароидный снимок: половина Марка стоит возле грандиозной работы Ники и показывает на нее с видом того же гордого обладания, что у елизаветинского придворного. Творение Ники на этом снимке перевернуто (профессор справа, придворный слева), а-видимая половина Маркова лица закрыта «Полароидом»: снимок сделан скверно, самим Марком перед зеркалом.
139 
