6 
Однако приближался день воздаяния.
Незачем ходить вокруг да около и откладывать то, что я должен сказать. Мистер Эшворт любил свою Мэри так, как только мужчина способен любить. Он пронзил ее сердце скорбью, но не знал, насколько глубока рана. Да и кто бы мог подумать, что под столь спокойной наружностью скрывается смертельная мука? Он существовал рядом с ней словно в поэтическом сне, как это часто бывает с мужчинами, если они живут с теми, кого обожают. «Но время сна умчалось прочь». В своих грезах наяву он странствовал рядом с ангелом по блаженной земле Бьюлы, а, пробудившись от грез, он, как Беньян, вдруг очутился в [неразборчиво]… пустыне.
Она тихо умерла однажды вечером, после того как мистер Эшворт по просьбе жены поднес ее на руках к окну, чтобы она могла увидеть закат солнца. Она отвернулась от пламенеющего неба, опустила голову ему на плечо и после краткой агонии перестала дышать.
Миссис Эшворт оплакивали многие. Она относилась к числу людей, у которых в жизни почти нет врагов, зато есть немало друзей. Слуги и знакомые жалели о ней. Дети были слишком еще малы, чтобы горевать о своей утрате, но муж пережил сильнейшее потрясение, изменившее всю его дальнейшую жизнь. Нет, сердце его не было разбито. Его энергия не иссякла. Он и впоследствии не однажды любил с неистовым, почти безумным пылом. Но он
- Другую не нашел,
- Чтоб раны сердца залечить…
Вместе с женой умерла также и его привязанность к дому. Поэтическая нежность, которую она вызывала в его сердце, казалось, последовала в могилу за возлюбленной женой и была погребена вместе с ее останками под тяжким мрамором памятника. Знал ли кто-нибудь его нежность с тех пор? Никто и никогда, кроме, возможно, осиротевшей малютки, которой миссис Эшворт отдала свое имя и последнее благословение.
Беда никогда не приходит одна. Эшворт уже давно знал, что он разорен, и через месяц после смерти жены об этом узнали все. Я уже рассказывал о безумствах его юности. Беспутный образ жизни совершенно подорвал его благосостояние еще до того, как он унаследовал отцовское имение. С тех пор мистер Эшворт всячески пытался оттянуть грядущий крах, который был неминуем, и уже давно жил в постоянном страхе, думая о том, что угрожает существу, которое он любил больше самого себя. Однако жены не стало, и теперь он мог вздохнуть свободнее и не так напрягать силы и нервы, чтобы отсрочить неизбежное. Лавина рухнула и все под собой похоронила. Эшворта объявили несостоятельным должником. Имением завладели кредиторы. Холл был ободран как липка. Мать Эшворта была еще жива. Она и взяла на себя заботу о его детях, и правильно сделала, потому что сам он, казалось, позабыл об их существовании. Не чувствуя желания пребывать под сводами здания, где «его пенаты и лары лежали, поверженные в прах», он оставил здешние места и исчез. Куда — о том никто не ведал.
Итак, я завершаю одну главу из жизни Александра Эшворта. Она содержит только три, но очень важных события: его рождение, женитьбу и банкротство.
Глава II
Последняя фраза первой главы предполагает, будто я тружусь над жизнеописанием этого джентльмена, но если мои читатели так думают, то ошибаются. Я не силен в биографическом жанре вообще и не способен создать повествование о жизни подобного человека. С тем же успехом я мог решиться засесть за жизнеописание лорда Брума. Лишь ignis fatuus,[4] который освещает пустоши непроходимых мест, может высветить следы подобного странника по дорогам жизни. Я бы заблудился, попытайся отважиться на путешествие по диким зарослям вслед за неверным огоньком. Нет, читатель, если уж вы отправились в путь вместе со мной, мы будем держаться проезжей дороги, а то и железной, проложенной через Чэт Мосс. Мы будем судачить со всеми встречными и поперечными, но порой неожиданно Эшворт, как этот блуждающий огонь, вдруг переметнется через дорогу и, возможно, приостановится, может, два или три раза обернется, странно жестикулируя, а затем ускользнет прочь туда, куда мы не сможем за ним последовать.
У меня не вызывают особого интереса пятнадцать лет, последовавшие за смертью миссис Эшворт, хотя, конечно, этот срок в жизни человека слишком велик, чтобы обойти его молчанием, не говоря уж о том, что то был самый бурный и богатый событиями период в жизни Эшворта. Но повторяю: я не могу проследить странные политические и коммерческие метания Эшворта, которые занесут его имя в анналы современной ему истории.
6 
