9 
Этой ночью они раскинули лагерь вблизи укреплений туннеля. Осматривая долину, принц Арамаса подумал, что никогда не видел места прекраснее.
Первые впечатления его не обманули. На следующее утро они тронулись в путь, в горы, и Зинейда показывала, где находятся их рудники. Позже караван оказался среди холмов, где паслись коровы и овцы, а в лощинах раскинулись фруктовые сады и виноградники. Они миновали несколько деревушек, самой интересной особенностью которых было полное отсутствие мужчин и подростков.
– Неужели здесь совсем нет мужчин?
– Кроме стариков, которые своим примерным поведением и покорством заслужили право оставаться со своими подругами. Остальным разрешается приходить на время посадки, сбора урожая и, разумеется, по праздникам, – пояснила Зинейда. – Каждый год в праздник Суневы по всей стране собираются восьмилетние мальчики. Их привозят в казармы и начинают обучать воинскому искусству.
– А у тебя есть сыновья? – осторожно осведомился он.
– Дурантис – отец моих семерых детей. У меня три мальчика и четыре девочки, – деловито ответила Зинейда. – Сыновья давно покинули Каву, а дочери – величайшее наше утешение. Но мужчины и без того уходят из родительского дома, стоит им только жениться, – рассудила она. – Так или иначе, они оставили бы родителей, мой маленький принц.
Утром следующего дня Дагон впервые увидел город и должен был признать, что другого такого столь же великолепного и величественного места нет на свете. Позолоченные купола и посеребренные крыши взмывали над домами белого мрамора к самому небу, зеленые висячие сады и сверкающие водоемы словно манили к себе.
– Это и есть Внешний дворец консортов, – заметила Зинейда, показывая на изумительной красоты здание. – А казармы мальчиков вон там.
Дагон отметил, что и то и другое – довольно далеко от городских стен. К удивлению Дагона, караван свернул в сторону, но Зинейда пояснила, что новых рабов мужского пола следует вымыть, оценить и разослать хозяйкам.
– А что будет со мной? – поинтересовался он. – Меня отправят во дворец?
– Нет, – покачала та головой. – Ты мой личный дар королеве, Дагон. Я приобрела тебя не на деньги из городской казны, а на свои собственные. Ты пойдешь в мой дом, искупаешься, поешь и отдохнешь. Сегодня вечером я предложу тебя Халиде вместе с моим почтением.
– А я думал, мужчинам не дозволено показываться по ночам в городе, – заметил Дагон.
– Всем, кроме любовников, – улыбнулась Зинейда. – И должна заметить, мой пост имеет свои преимущества, как тебе хорошо известно, маленький принц.
Дворец главной сводни представлял собой изящную постройку из кремового мрамора. Войдя в двор, Дагон заметил грациозные колонны, поддерживающие портик из мрамора с красными прожилками. Сад утопал в цветах.
К тому времени, как его повели в баню, служанки Зинейды уже успели распространить легенду о необычайных мужских достоинствах пришельца, и Дагона немедленно окружила взволнованная толпа.
– Убирайтесь от него, похотливые ведьмы, – пожурила банщица шепчущихся девушек, бесцеремонно тыкавших пальцами в раба. – Он дар нашей госпожи самой повелительнице, и нечего истощать его силы своим неумеренным сладострастием. Прочь, негодницы! Прочь!
Разочарованные служанки удалились.
– Надеюсь, он не угодит ей и она пошлет его на площадь на общую потеху, – пробормотала какая-то девушка. – И тогда, клянусь Суневой, я стану объезжать этого жеребца, пока у него пена изо рта не пойдет!
– Боюсь, на это у тебя сил не хватит, Гайя, – поддела другая, и остальные разразились хохотом.
– Теперь они спать не будут, – прокудахтала старуха банщица и, сняв с пленника набедренную повязку, широко раскрыла глаза. – Клянусь Суневой, они не солгали! Я мыла многих мужчин в своей жизни, но никогда не видела ничего подобного! Неужели какая-то возлюбленная может полностью принять его в себя?
– Может, – буркнул Дагон.
– Ах! – с сожалением воскликнула старуха. – Стать бы снова молодой!
Она погладила орудие Дагона и, покачав головой, вздохнула, но тут же опомнилась, взяла скребок, намыленную рукавицу и принялась купать раба. Пришлось звать на помощь девушек, ибо работы оказалось много.
Не дав одеться, его увели, накормили и снова вымыли, прежде чем отправить в постель. Дагон проспал несколько часов, прежде чем его разбудили, искусно задрапировали чресла белоснежной тканью и повесили на могучую шею скрученное из золотой проволоки ожерелье. Сандалии из позолоченной кожи украсили его большие ступни. Зинейда собственноручно расчесала его густые черные волосы и умастила сандаловым маслом, а потом связала на затылке золотым шнурком. Проведя ладонями по обнаженным плечам Дагона, она велела ему повернуться и погладила широкую грудь.
9 
