очень нудно 
50 
Миссис Беннет была поистине совершенно измучена. Малейшее упоминание об этом браке повергало ее в мучения и самое скверное расположение духа, а кого бы она ни навещала, без упоминаний не обходилось. На мисс Лукас она не могла смотреть без отвращения, видя в ней свою преемницу в доме, где прожила столько лет, и воспылала к ней ревнивой ненавистью. Когда Шарлотта приходила с визитом, миссис Беннет усматривала в этом предвкушение часа, когда та войдет сюда хозяйкой; а если Шарлотта обменивалась с мистером Коллинзом двумя-тремя словами вполголоса, это означало, что они говорят о лонгборнском имении и решают выгнать ее с дочерьми из дома, едва мистер Беннет скончается. И она горько жаловалась мужу на такую несправедливость.
— Право, мистер Беннет, — сказала она, — так тяжко думать, что Шарлотта Лукас когда-нибудь станет хозяйкой этого дома, что мне придется уступить мое место ей, что я доживу до этого!
— Душа моя, к чему такие мрачные мысли? Будем надеяться на лучшее. Почему бы нам не уповать, что я проживу дольше? Это не слишком утешило миссис Беннет, и потому она продолжала все о том же:
— Мне нестерпимо думать, что они соберут все имение. Если бы не майорат, я бы так из-за этого не мучилась.
— Из-за чего вы не мучились бы?
— Ни из-за чего.
— Ну, так будем благодарны, что вы избавлены от подобной бесчувственности.
— Нет, мистер Беннет, за этот майорат я никогда благодарна не буду. Понять не могу, как у кого-то хватило совести отнять имение у собственных дочерей! И все ради мистера Коллинза, подумать только! Почему оно должно достаться ему, а не кому-нибудь другому?
— Это я предоставляю решить вам самой, — сказал мистер Беннет.
Глава 24
Пришло письмо от мисс Бингли и положило конец сомнениям. Первые же строки заверяли, что все они остаются в Лондоне на зиму; а заключила она их сожалениями своего брата, что у него не было времени засвидетельствовать почтение друзьям в Хартфордшире прежде, чем он оттуда уехал.
Надежда угасла, совсем угасла. A когда у Джейн хватило силы прочесть письмо дальше, она не нашла в нем ничего, что могло бы ее утешить, кроме заверений в нежной к ней привязанности. Почти все оно было занято восхвалениями мисс Дарси. Вновь описывалась ее необыкновенная привлекательность. Каролина радостно похвасталась, что их дружеская близость все возрастает, и позволила себе предсказать исполнение желаний, о которых говорилось в первом письме. C большим удовольствием она также упомянула, что ее брат стал совсем своим в доме мистера Дарси, и с восторгом сообщила о планах последнего по-новому меблировать парадные комнаты.
Элизабет, которой Джейн вскоре пересказала большую часть письма, слушала в безмолвном возмущении. Ее сердце разрывалось между сочувствием к сестре и негодованием против них всех. Утверждению Каролины, будто ее брат отдал сердце мисс Дарси, она не поверила. В том, что он по-прежнему питает к Джейн истинное чувство, она не усомнилась ни на йоту; однако, как ни была она всегда расположена к нему, ей трудно было думать без гнева и даже без презрения о покладистости, о благодушии, которые теперь сделали его рабом своекорыстных друзей и толкнули принести в жертву свое счастье их капризам с тайным намерения. Впрочем, если бы он жертвовал только своим счастьем, то имел бы полное право играть им по своей воле. Но это касалось ее сестры, о чем, как считала Элизабет, ему самому следовало бы подумать. Короче говоря, над этим предметом можно было долго размышлять, но без всякой пользы. Да только ни о чем другом она думать не могла. И все-таки действительно ли чувство Бингли умерло, или вмешательство друзей его подавило, догадывался ли он о любви Джейн, или она ускользнула от его внимания, как бы там ни было (хотя ее мнение о нем зависело от ответа на эти вопросы) в положении ее сестры ничто не менялось, мир ее души был равно нарушен.
Прошло два дня, прежде чем Джейн собралась с духом, чтобы заговорить с Элизабет о своих чувствах. Но наконец, когда миссис Беннет оставила их вдвоем после более, чем обычно, длинных поношений Недерфилда и его хозяина, ее старшая дочь не удержалась и сказала:
— Ах, если бы милая маменька была боле сдержанной! Она не представляет себе, как меня ранят ее постоянные упреки ему. Но я не стану страдать. Это не может длиться долго. Он будет забыт, и все будет как прежде.
Элизабет посмотрела на сестру с состраданием, отнюдь не убежденная ее словами, но промолчала.
50 
