Его речь убаюкивала, и внимание вязло.
Михаил заметил, что некоторые депутаты, подавшись в мягком, едва не задрёмывали, боролись. А подёргливый Керенский быстро голову вертел на каждое чьё слово. Да ещё один фатоватый молодой человек, фамилию Михаил не запомнил, всё вздрагивал при каждом открытии двери, при каждом шуме в передней, и на стуле сидел неглубоко.
Всё ж, сколько можно было уловить из гладкой речи Львова – он был того же мнения, что и Родзянко.
После Львова переглянулись: да может и говорить уже больше не надо? что они так долго убеждали?
Нет, теперь хотел говорить Милюков. Он властно заявил это с дивана, кашлянул для закрепления. Ему не возразили, и Михаил тем более.
Лицо у Милюкова было хмурое, а стало и напряжённое до морщин. Он ещё поднатужился весь, поднадулся, похож на рассерженного старого седого учителя, а голос такой сиплый, будто бы искричался в десяти непокорных классах. И стал говорить с первых же слов сердито и требовательно:
– Ваше императорское высочество! Не может быть даже речи, чтобы вы не приняли трона! Об этом нельзя даже и мыслить! Ваша ответственность перед вашим рождением, перед трёхсотлетней династией, перед Россией!… Государь Николай Второй отрёкся за себя и за сына, но если отречётесь и вы – это будет отречение за всю династию. Однако Россия не может существовать без монархии. Монарх – это центр её! это – ось её! Это – единственный авторитет, который знают все. Единственное понятие о власти. И основа для присяги. Сохранить монархию – это единственная возможность сохранить в стране порядок. Без опоры на этот символ Временное правительство просто не доживёт до Учредительного Собрания.
Михаил слушал с удивлением. Это имя "Милюков" – он знал, это был главный критик трона. И теперь – говорил такое? Так за этим было что-то! Да и какое серьёзное он говорил: Россия – не может существовать без монархии! И – правда, конечно не может. Это Михаил понимал.
Но если Ники уже всё равно отрёкся – так кому же принимать? А если и Михаил отречётся – так кто же тогда?
А Милюков добавлял:
– Не тогда начнётся гражданская война, если вы примете трон, но начнётся, если не примете! – и это будет убийственно при внешней войне. Начнётся полный хаос и кровавое месиво… А вы – держите в руках простое спасение России: примите трон! Только так утвердится и наша новая власть. Мы все должны прикрепиться к традиции, к постоянству, к монархии, которую только одну знает и признаёт народ!
Это – Михаил понимал! Он хотел только, чтоб это всё без него укрепилось. Он – от брата не ожидал. А если уж никакого выхода нет – так как же не выручить? Если обстановка, оказывается, такая грозная и безвыходная!, так что ж – надо выручить? Это уже как бы – военный долг?
Между тем к собравшимся восьми вошли ещё двое новых: известный Гучков, и с ним какой-то легковатый ферт с острыми усиками.
Они не представились и ни с кем не здоровались, лишь поклонились великому князю, но, кажется, всем здесь были известны. Под тяжелозвучное выступление Милюкова они безмолвно заняли стулья в замыкание окружности, прямо против великого князя. А Милюков с их приходом ни на минуту и не умолк:
– Ваше императорское высочество! Если вы сейчас не примете трона – в России возникнет новое Смутное время и быть может ещё более разорительное и долгое. Вот того кровопролития надо бояться – больше, чем, может быть, временного и малого сейчас. Михаил Владимирович правильно здесь обрисовал столичную картину, да мы её видим все, но я решительно не согласен с его выводом. Да, сейчас здесь в столице затруднительно найти верную часть для опоры. Но они есть, я думаю, в Москве. Они есть повсюду в стране:. Вся Действующая армия – верная сила! Вам надо немедленно ехать туда – и вы будете непобедимы.
Убеждённый напор старого опытного политика сильно подействовал на Михаила. В самом деле: вся Армия – в распоряжении императора, только надо к ней прийти.
Ах, зачем отречение брата застало Михаила не на фронте? Оставайся бы он в своей Туземной дивизии – да сразу бы он мог повести войска.
Но и сейчас ускользнуть из Петрограда, наверно, не так тяжело: не стоит же сплошной кордон вокруг города. Можно дождаться этой ночи, на худой конец переодеться, ночью – на двух автомобилях? или даже пешком? Само ускользание как задача кавалерийская было Михаилу понятно и не казалось трудным.