Но если выехать из Тифлиса не торопясь, послезавтра, да ещё три дня в пути – так вот за это время Ники и уедет.
Уехать наскоро и нельзя: на Кавказе свой обширный церемониал прощания, и надо уметь выдержать его с любовью. Надо сохранить за собой сердца Кавказа – да и сам Кавказ, некому его передать. Вполне возможно, что, по грузинскому обычаю, город даст наместнику прощальный обед – великолепный, достойный, обильный, долгий, какой затягивается от середины дня – и в ночь.
А пока сейчас назначена была необычная аудиенция во дворце: по просьбе милого Хатисова великий князь принимал его вместе с двумя видными социал-демократами – Жордания и Рамишвили. Странная публика, конечно, член императорского дома принимал социалистов! – но таковы времена.
А очень оказались симпатичные, приличные, рассудительные люди, никакие не бомбометатели. И Хатисов же с ними какой приятный, блестят проницательные чёрные глаза. Беседа сложилась сердечная. Великий князь ещё раз заверил их в своей полной лояльности новому режиму, – а Хатисов подчеркнул, что в Тифлисе не понадобилось, как в других российских городах, создавать никакого нового общественного органа с функциями правительственной власти: чистосердечное поведение великого князя устранило всякие подозрения и всякий конфликт.
О да, о да! И Николай Николаевич ещё раз заловил себя искренним приверженцем нового строя. И, как уже обещал, все должностные лица, вызывающие сомнения в их лояльном отношении к новому строю, будут уволены, А все политические – уже освобождены. А жандармские управления все упраздняются… (Он не имел в виду железнодорожных жандармов, которых снимали какие-то таинственные банды.)
А каково, осведомился великий князь у социалистов, отношение рабочего класса к войне?
Те заверили, что рабочий класс желает победы над врагом.
– Я так и полагал, – горячо одобрил великий князь. – Я знаю, что вы – за защиту родины. Уеду – и, надеюсь, вы тут…
А Хатисов ещё раз заверил, что широкие массы приветствуют назначение великого князя Верховным Главнокомандующим, хотя… Хотя вызывает много толкований то обстоятельство, что приказ о назначении произведен не Временным правительством, а бывшим царём, да ещё в самый момент отречения.
Увы, при изменившейся обстановке это обстоятельство действительно омрачало торжество самому великому князю тоже. Только и оставалось ответить, что назначение последовало всё же до отречения, а вслед за тем санкционировано Временным правительством, – так что и можно считать его как бы назначением Временного правительства. (Всё так, но для себя-то: разве совет министров во время войны выше Верховного Главнокомандующего?)
А едва социалисты ушли – уже нетерпеливо дожидалась мужа Стана: срочно приехал из Крыма сын её, пасынок великого князя, Сергей Лейхтенбергский, князь Романовский, – и всю эту беседу она дожидалась с ним и уже предваряла мужа о чрезвычайном и авантюрном предложении Колчака!
Вошёл сын, и мать осталась присутствовать.
Что же такое?? Молодой человек, промчавшийся на двух сменённых миноносцах («Строгого» закачал шторм, от Феодосии адмирал дал посланцу более крупного «Пылкого») и затем экстренным поездом из Батума, – не имел при себе никакой бумаги? Да поручение и было не для бумаги. Торжественно приняв положение «смирно», лейтенант отчеканил несколько доверенных ему фраз.
Адмирал Колчак считает положение в Петрограде – катастрофичным, в Ставке – сомнительным. Главнокомандующие всеми западными фронтами не принимают мер против мятежа. Россия в разгар войны остаётся без реальной власти. Адмирал предлагает Его Императорскому Высочеству для спасения страны – объявить себя диктатором. И ставит в его распоряжение Черноморский флот для сомкнутия с Кавказским фронтом. Это будет – цельная нетронутая сила, с которой посчитается Петроград. Всё.
Так неожиданно, таким ударом – как буря морская в лёгкие!
Диктатором? Какая дерзость!
Но и какой военный шаг!
Диктатором? – это даже больше Верховного Главнокомандующего?
Нет – меньше, меньше! – горячо уверяла Стана. – Это – не из рук правительства, и потому меньше! Да как можно поддаваться? Он зовёт тебя к мятежу! Ты – уже Верховный, чего ещё? Зачем диктаторство? И – как ты можешь сейчас повернуть? И против гостеприимного Тифлиса?
Для неё – уже всё было решено бесповоротно.