476

Гучков просидел заседание правительства до конца, не назвавши вслух ничего о сюжете с Осиновой Рощей, – и никто не назвал! А скользкий Керенский исчез.

Вот, заседание окончилось, делопроизводители уходили – должно было начаться секретное? Но тоже нет. Как будто исключительно благоприятно и покойно всё разрешалось, – спокойнейший князь Львов с милой доброй улыбкой встал, кому-то кивнул, кому-то руку пожал – и направлялся в свой министерский кабинет, да тут нагнал его Милюков, пошли вместе.

Нет, обернулся, с видом что-то забывшего:

– Александр Иваныч! Вы зайдёте ко мне?

Да ничего другого Гучкову тут и делать не оставалось. Пошёл за ними.

И вот были втроём, и князь приглашал обоих садиться и распоряжался подать им чаю.

О чём Милюков хотел говорить – не говорил. Сел молча, окаменил шею и держал свою самоуверенную голову с каменоватым взглядом через очки (он менял то очки, то пенсне, в очках был проще).

Но зато князь был мил и предупредителен, улыбкой приглашая к разговору, отчасти как будто робел.

А Гучков не любил помягчать своей крутости:

– Георгий Евгеньич! Что у нас творится? Довольно странно. Сегодня днём совершенно случайно и от частных лиц узнаю, что посланцы Керенского рыщут по столице, ищут удобного места для заключения царской семьи. Разве такое решение принято? Когда? кем? Мы вчера с вами об этом говорили – и ещё не было. И заседания об этом не было? Или я пропустил?

С готовностью, пониманием, ласково улыбался князь:

– Александр Иваныч. Поверьте, я и сам ещё сегодня утром этого не представлял. Но среди дня Александр Фёдорович должен был принять некоторые предупредительные меры… Подумайте сами, как будет выглядеть, если Совет депутатов арестует царя без нас? Что мы тогда будем за правительство? А Совет очень настойчив в этом вопросе. И московский Комитет общественных организаций тоже требует ареста царя.

Дверь раскрылась тотчас за лёгким стуком, и не дожидаясь отзыва, в кабинет вошёл смуглый Некрасов с удивляющей лёгкостью: если премьер-министр беседовал с министром иностранных дел и военных, – министр путей сообщения мог бы и повременить.

Но он – или привыкнув к своему заместительству у Родзянки? – шёл как вполне свой здесь и, не спрашивая, тоже сел.

А князь, кажется, и доволен был ковременностью этого входа:

– Вот Николай Виссарионович вам засвидетельствует, что сегодня в Совете вторично постановлено арестовать Государя, и даже поручено Военной комиссии. Так что нам… Что же нам остаётся, Александр Иваныч?

Про Военную комиссию мог бы Гучков услышать и раньше, тоже не слышал.

– Но всё же, Георгий Евгеньич, я в правительстве – не слишком побочный человек, и можно было бы изыскать как-то обсудить со мной… и вот, с Павлом Николаевичем? – вопросительно в его сторону, похоже, что и тот не знал? но сейчас весьма недвижен, слишком мало затронут оставался, -… прежде нежели министр юстиции начнёт распоряжаться? Я не могу попадать в такое глупое положение.

А князь разве спорил? Он только искал глазами, как бы ему уступить, – голубыми безгрешными глазами и при ласковом голосе:

– Александр Иваныч, любезнейший мой, но ведь это даже для самого Государя лучше. Это охранит его от возможных эксцессов, от нападения каких-нибудь диких масс. Это даже – лучший способ его защиты, чем мы могли бы придумать другой! – Почмокал. – А кроме того… кроме того… – князю самому было больно выговорить, – кроме того, вы знаете… начинается расследование… И если что-нибудь будет обнаружено… так оно даже естественно… А как вы понимаете?

  488