Глава 8

Белинда настояла на том, чтобы она оделась к ужину. Флер для порядка поспорила, но в душе была рада настойчивости матери и обрадовалась еще больше, увидев ожидавшее ее платье.

Самое утонченное из всех, какие ей доводилось носить.

Черное, облегающее с длинными рукавами; с Маленькими Листочками, наплывавшими друг на друга, вышитыми бусинками на плечах.

Белинда зачесала ей волосы наверх и вдела в уши серьги из оникса.

— Ну вот, — пробормотала она, отступив назад и рассматривая свое творение. — Пускай теперь назовут тебя крестьянкой.

Даже Флер была вынуждена признать, что хорошо выглядит.

Но когда они усаживались за стол, она не могла определить, заметил ли это Алексей, вообще обратил ли он внимание на дочь.

Они ели суп, белую спаржу не по сезону, устрицы в раковинах.

Атмосфера была давящая, все молчали; единственное, что облегчало жизнь Флер, — за столом не было Мишеля. Она тревожно посмотрела на мать. Белинда сидела напряженная, раздраженная, пила много вина и почти ничего не ела.

Флер вилкой раскрыла раковину и протолкнула кусочек мякоти в горло. Белинда загасила сигарету в тарелке, и, как только слуга отошел. Флер с трудом подавила тошноту. Если бы мякоть не оказалась такой белой… Стол был накрыт белой льняной скатертью, и на каждом конце стояли подсвечники с коническими свечами. Тяжелые алебастровые вазы с белыми розами в полном цвету источали удушающий запах, который смешивался с запахом еды. И вся еда была какая-то белая. Суп цвета сливок, белая спаржа и белые устрицы, Флер положила вилку. Все трое в черном походили на ворон, присевших вокруг похоронного катафалка, и ярко накрашенные ногти Белинды оказались единственным цветным пятном на этом мрачном фоне. Девочка неловко потянулась за бокалом с водой.

— Похоже, тебе не хочется есть, Флер, поэтому я поведу тебя взглянуть на бабушку. — Голос Алексея прозвучал так неожиданно, что она вздрогнула.

Вилка Белинды ударилась о тарелку.

— Ради Бога, Алексей, нет необходимости…

— У тебя был трудный день сегодня, Белинда, я предлагаю тебе пойти наверх и отдохнуть.

— Нет, я… не устала. Я…

Флер не могла смотреть на такое испуганное и дрожащее лицо матери. Она резко встала.

— Я пойду с тобой, Алексей. — Она медленно кивнула.

Слуга отодвинул ее стул, а Белинда осталась сидеть, застывшая и бледная, как розы, стоявшие перед ней в вазе, Коридор походил на музейный, а не на домашний. Они шли в переднюю часть дома, и звуки шагов казались неестественно громкими. Стук каблуков улетал к сводчатому потолку, где эхо, ударяясь о фрески с мифами и легендами, угасало, лишаясь звука. Флер почувствовала, как повлажнели ладони; в атмосфере этого дома было что-то ужасное.

— Поскольку ты уже здесь, будешь называть меня папой, — вдруг сказал Алексей. — Ты меня поняла?

Флер остановилась и повернулась к нему. Хотя каблуки ее черных лодочек были небольшими, она все равно была на несколько дюймов выше его.

— Я понимаю тебя очень хорошо… Алексей. — Она выразительно посмотрела на него, желая убедиться, что и он понимает.

Его губы неприятно скривились.

— Ты действительно думаешь, что можешь меня ослушаться?

Ты действительно думаешь, что я позволю меня ослушаться?

— Похоже, у тебя нет выбора. Тебе просто нужна дочь на время похорон. Рядом, как положено. Так ведь? — Девочку колотила дрожь, которую он мог увидеть, но ее это не волновало.

— Ты мне угрожаешь?

— Мне всю жизнь приходилось иметь дело с задирами. Я знаю, что это такое.

— Так ты думаешь, я задира?

— Нет, Алексей, — спокойно ответила она. — Я думаю, ты чудовище.

На какой-то миг оба замерли. Потом он наклонил голову, как если бы они отлично поняли друг друга, и остаток пути оба прошли молча.

Флер ощутила некоторое удовлетворение. В конце концов она сохранила свою позицию, но в глубине души чувствовала, что схватка еще не окончена.

Двустворчатая позолоченная дверь вела в главный салон. Алексей открыл одну створку и жестом велел ей войти. Из комнаты вынесли всю мебель и в самом центре поставили сверкающий черный гроб, утопающий в белых розах; рядом с ним стоял маленький черный стул. Флер уже приходилось видеть мертвецов, например сестру Мадлен, умершую в монастыре. Но несмотря на это, ее ошеломила неподвижность фигуры в отделанном атласом гробу. Сморщенное лицо Соланж Савагар казалось слепленным из воска оплывшей свечи.

  41