93 
Так и хочется сказать журналистам:
Что вы делаете? Это же какая-то чушь.
Работает в швейной фирме. Должность — начальник бухгалтерии. Профессиональный счетовод. Непосредственного отношения к пошиву и продаже одежды не имеет, но поскольку все-таки работает в швейном бизнесе, сам одет очень изысканно. Манера речи энергичная, в ней угадываются нотки коренного токийца. Создается впечатление, что говорит о вещах откровенно, без утайки. В ходе разговора, чувствуется, воду не льет. По характеру не любит медлить и ходить вокруг да около.
У него семья из пяти человек, помимо жены — трое детей. К группе исполнителей преступления и в частном, и в общественном плане питает сильный нескрываемый гнев. В отношении полиции и средств массовой информации позволяет себе резкие язвительные высказывания. Слегка вспыльчив, но производит впечатление честного и искреннего человека.
Мы выслушали его рассказ в один февральский полдень. За окном кафе гостиницы на Аояма сыпал снег.
«Кто бы мог подумать, что в такой сверхбезопасной стране, как Япония, может произойти такое? Но оно произошло», — как бы смиряясь, говорит он и кивает.
Доехав до станции Каябатё линии Тодзай, я пересел на Хибия. На дорогу в один конец у меня уходит около часа. Вагон битком. Можете как-нибудь сами проехать, господин Мураками. Особенно ужасно — на линии Тодзай. Поднимешь руку и уже не опустишь. Из всех линий токийского метро эта, пожалуй, самая паршивая.
Обычно я сажусь в поезд, отправляющийся в 8:15. Но по понедельникам у нас планерки, поэтому выхожу раньше, чтобы поспеть на 7:55. К Каябатё подъехали около восьми. Там я сел на поезд до Нака-Мэгуро, отправляющийся в 8:02. Планерка начинается в четверть десятого, но я прихожу на работу с получасовым запасом. Загруженность линии Хибия почти всегда одинакова. Естественно, не сядешь. Говорят, зарин распылили в третьем вагоне? Я ехал в четвертом, причем в конце вагона, ближе к пятому. Я стоял, держась за поручни недалеко от дальней двери, и читал книгу. Название не вспомню, но что-то вроде исторического романа. Вдруг почувствовал запах, похожий на ацетон. Это действительно был запах ацетона. Я четко помню, как ощутил запах, когда мы проехали станцию Хаттёбори.
Почему это произошло? Потому что часть пассажиров из третьего вагона один за другим переходили в наш. Через дверь просочился воздух из соседнего вагона. Я еще подумал тогда: чем это пахнет? Бывает, молодые девушки делают в поезде маникюр. Вот я и подумал: кто-то снимает с ногтей лак, Запах походил на ацетон или этот лак. Причем неприятным его не назовешь.
Когда поезд остановился на Цукидзи, послышался крик о помощи. Очень громкий женский голос. Причем где-то поблизости. Метрах в четырех-пяти вперед, в сторону локомотива. Иными словами, где-то в третьем вагоне. Услышав крик, я подумал, что это банальная драка. Типа: чем они там с утра пораньше занимаются? Платформа была заполнена людьми, и фигуру кричащей не было видно.
Затем в вагоне сделали объявление: некоторым пассажирам стало плохо, из-за чего отправление поезда задерживается. Тем временем снаружи возникла суета, но я увлекся книгой, к тому же смог сесть. Спустя какое-то время раздалось новое объявление: ввиду происшествия поезд дальше не пойдет, просьба освободить вагоны. И никаких подробностей.
Выхожу из вагона — впереди толпится народ. Опять донесся запах, похожий на ацетон. Со стороны того столпотворения. Опять сделали объявление: вспышка ядовитого газа, немедленно покиньте помещение станции.
Из-за скопления людей впереди основная масса пассажиров потянулась сплошным потоком на выход в другую сторону платформы, по направлению к Каябатё. Опять запахло ацетоном. Но человеческий нос, постепенно привыкая, перестает чувствовать запахи. Пассажиры, пройдя по платформе, выходили через задний турникет. Напоследок еще приостанавливались в надежде, что движение возобновится. Мое настроение мало чем отличалось от настроения остальных. Думал: метро встало, что же теперь делать? В комнате отдыха персонала и билетных кассах сидело несколько человек, которым стало плохо. Человека три-четыре, что-то вроде того. Когда я проходил через турникет, человек в очках, по виду — служащий, кричал: «Ой, мне плохо. Что же делается? Дайте куда-нибудь прилечь».
Я лишь подумал про себя: «Ишь чего захотел». Есть ведь такие, которые чуть что — начинают преувеличивать. Вот я и подумал: один из них.
93 
