99 
Подошел работник станции. С видом, понятное дело: у кого-то просто голова закружилась. Он попытался обнять и приподнять упавшего, но не тут-то было. И началась паника. Работник станции с микрофоном в руках кричал: больной! «Скорую»! «Скорую»! А потом: ядовитый газ!
Прямо так и сказал — «ядовитый газ»?
Да, так и сказал: какой-то странный запах… бегите… господа пассажиры, немедля спасайтесь… быстро покиньте станцию. Прибежали еще три работника станции и кинулись помогать пострадавшим. Пахло чем-то странным, и пассажиры что-то говорили. Наверное, что им плохо, или что-то в этом роде.
Я не убежал. Странно, почему? Вероятно, был в замешательстве. Сначала вышел на платформу, но затем вернулся в вагон. Захотелось сесть. Почему-то не воспринял это все всерьез. Кроме меня, сидело еще несколько человек — они тоже остались на своих местах. Никто ведь не объявлял, что поезд дальше не поедет. Но постепенно и они вышли из вагона. Я решил последовать за ними и вышел почти последним.
Атмосфера была спокойной, никто не торопился, не паниковал. Все шли не спеша. Настолько, что работник станции их подгонял: шагайте быстрее, скорее выходите на воздух. Видимого глазом ничего нет, никаких взрывов. При том, что работники станции были в состоянии паники, пассажиры оставались невозмутимы. Некоторые, колеблясь, подумывали остаться на станции.
А те, кто упал, лежали неподвижно, даже не пытаясь подняться. И больше походили на мертвецов, нежели на живых. Ноги в вагоне, остальное тело — на платформе. И несколько человек вытаскивали их наружу. Но даже при виде этого чувства опасности и страха не возникало. Почему — не знаю. Потом все начинают удивляться, почему. Почему я тогда ничего не боялся? Ведь как было на самом деле — не боялся, и все тут. Так же, как и все остальные.
Я пошел в другую от лежащих сторону — к храму Хонгандзи. И там внезапно почуял сладковатый запах, какими-то кокосами запахло, что ли. Во всяком случае, очень сладкий запах. И вот перед самой лестницей наверх этот запах ударил мне в нос. Поднимаясь по лестнице, я размышлял, что это такое, и тут постепенно стало трудно дышать. В любом случае, сначала нужно позвонить на работу — я уже опаздывал. Прямо у входа на станцию был круглосуточный магазин, телефоном-автоматом которого я и воспользовался. Но на работе еще никого не было, и я первым делом позвонил домой. Трубку взяла мать. Сказал ей: не знаю, почему, но на Цукидзи поезда остановились. На работу к половине девятого я уже не успеваю.
Говорю, а у самого дыхание спирает все сильнее и сильнее. Глотка и нос будто забиты. Вроде стараюсь дышать как обычно, но то ли кислорода мало, в общем, сколько ни дыши, легкие не работают. Странно. Вроде того: что это со мной? Такое бывало лишь после напряженных занятий спортом.
Лишь тогда я начал понимать, что произошло нечто серьезное. Неужели это имеет отношение к людям, лежавшим на платформе? Закончив разговор, пошел посмотреть то место, откуда поднялся сам. Дышать трудно, но хочется узнать, что случилось. Смотрю. А там как раз спускается в метро в противогазах отряд особого назначения сил самообороны или кто-то вроде. На носилках вынесли работников станции, почти бездыханных. Изо рта пена, глаза закатились, видны только белки. Один уже ни на что не реагировал. Другой, будто его парализовало, не мог идти прямо и постанывал. К тому времени дорогу перекрыли, и понаехали машины полиции и «скорой помощи».
Я прошелся до станции Юракутё, сел на поезд «Джей-ар», намереваясь на Сибуя пересесть на автобус, идущий до Хироо. Пока шел, становилось все хуже. А сев в поезд, понял, что больше не могу. Почему мне так тяжко? Оказалось, из-за впитавшегося в одежду запаха. Думаю, причиной был именно он. И все же необходимо добраться до Сибуя. Надеялся, что в районе автобусного терминала встречу кого-нибудь из нашей фирмы, поскольку многие ездят на работу на автобусе с Сибуя. Но свались я там, мне уже никто не поможет. Лучше бы меня увезли на «скорой» с Цукидзи. Но тогда еще я считал, что ничего страшного нет. А когда понял, сил самому добраться до больницы не осталось. Оставалось лишь добираться до терминала — хоть ползком.
Вышел на Сибуя, кое-как перебрался через дорогу, потратив, видимо, последние силы. Остановка автобуса до Симбаси. Я сел на асфальт, оперся о перила, вытянул ноги и завалился на бок. Кто еще с утра может так, кроме пьяниц?
Проходящие сторонились меня, обходили мимо. Видели, как я падал, но посчитали меня нетрезвым. На Сибуя это нередко, когда человек гуляет всю ночь.
99 
