очень нудно 
32 
Купалась в своей ненависти, как в ледяной купели после бани: сердце замирает, а ты думаешь: ну еще, еще чуть-чуть.
Она ее каждое утро встречала в школе.
Она перестала ходить в школу.
Ее отец (липовый, но она тогда этого не знала) все узнал или сам догадался.
Она плакала у него на плече. Рыдала, всхлипывала, причмокивала, кашляла, шмыгала носом. А он держал ее за руку. Аккуратно, чтобы не задеть свежие раны.
А потом он поехал к нему. К Ее Великой Первой Любви. Он хотел набить ему морду, он говорил с ним о ней, Марусе. Что отвечала Великая Первая Любовь? Папаша, я не люблю вашу дочку? Или: Отстаньте от меня с вашей Марусей?
Это было унизительно. Когда Маруся узнала об этом, она кричала от беспомощности. От того, что ничего невозможно вернуть.
– Как ты смел?! – Ее отец (не настоящий, поддельный) протягивал к ней руки, чтобы успокоить, но она захлебывалась в плаче, она кричала ему: – Как ты смел? Это унизительно! Почему ты меня не спросил? Я ненавижу тебя!
В тот день закончилась жизнь.
Чтобы началась другая, Марусе ничего не оставалось делать, как начать встречаться с его товарищем.
Обниматься с ним и целовать в губы, когда на горизонте показывался Ее Великая Первая Любовь и ее подружка. Любимая. С первого класса.
А потом нашелся ее папа.
Мать увидела его фотографию в газете и узнала его.
К тому моменту их отношения были накалены до предела.
Их общение сводилось к тому, что Маруся, появившись дома поздно ночью, распахивала дверь в материну комнату и требовала ужин.
С появлением папы все изменилось.
Она приехала в школу на «Мерседесе». С водителем в галстуке. Она носила учебники в сумке Дольче Габана, а после зимних каникул всем недовольно рассказывала о том, как мало снега выпало в Куршавеле и какое плохое было катание.
С Ее Великой Первой Любовью они встретились случайно, во дворе школы. Потом он рассказывал, что ждал ее.
Они обменялись колкими шутками, потом острыми взглядами.
Он спросил:
– Где твой любимый?
Она сказала:
– Мой? Сидит дома, скучает по мне. А где твоя девушка?
– Моя? У меня нет никакой девушки.
– Нет? А как же эта коротконогая такса, с которой ты проводил все свое время?
Он неопределенно усмехнулся. Она развернулась.
– Подожди, – позвал он. – Чего делаешь после уроков?
– А ты в связи с чем интересуешься?
– Так… в кино тебя хотел пригласить…
Они поехали в кино на ее «Мерседесе».
В темном зале, на последнем ряду они помирились.
Жаль только, что она перестала видеть свою бывшую подружку по утрам в школе. Та не ходила.
Медсестра, любительница шахмат, сменила медсестру в черной шапке. Она вытащила из Марусиной вены тонкую иголку.
Вспоминать было и не грустно, и не тяжело. Она ни по кому не скучала и думала обо всех этих людях не потому, что они являли для нее какую-то ценность, а просто потому, что они были в ее жизни.
Она думала не о них. О себе.
А может быть, я уже тоже сошла с ума? А может быть, сумасшествие – это когда ты вспоминаешь обо всем без боли?
Она завернулась в одеяло и подошла к окну.
Девушка с хвостом на корточках здоровалась с землей.
Рядом с ней, тоже на корточках, здоровался с землей светловолосый молодой человек с первого этажа.
Нянечка стояла рядом и смотрела в небо.
24
Ирина заказала себе жареного омара, хотя на самом деле больше предпочитала вареного, а Ангелина Петровна телятину, припущенную в красном вине.
– Что ты будешь, котенок? – спросила она у Аркаши, ласково улыбаясь.
– Мне козий сыр с персиком и лавандовым грильяжем. Спасибо. – Аркаша обратился к официанту, игнорируя вопрос Ангелины Петровны.
– Все время забываю, – объясняла Ангелина Петровна подруге, – он терпеть не может, когда я называю его котенком. Будьте добры, – она ткнула в меню своим длинным мундштуком, – гороховое пюре и рапс к моей телятине.
Аркаша нетерпеливо посмотрел на часы.
– Какие красивые часы! – похвалила Ирина.
– Не волнуйся, мы прекрасно успеваем, – улыбнулась Ангелина Петровна.
– Вы спешите? – засуетилась Ирина. – А я вас вытащила на обед!
– Ну что ты, нам так приятно, правда, тигренок?
Правда. – Аркаша кивнул официанту, поставившему перед ним бокал беллини со свежевыжатым персиком. – Просто терпеть не могу входить в зал, когда начался концерт. Это неуважение к музыкантам.
32 
