очень нудно 
52 
Несколько минут они ехали молча, потом Манфред вдруг остановил машину и обернулся к своей спутнице, по-прежнему сидевшей к нему вполоборота. Ариана, казалось, совершенно забыла, что рядом с ней находится посторонний человек – высокий светловолосый мужчина с добрыми глазами и импозантным дуэльным шрамом на щеке.
– Подождите меня, фрейлейн, я сейчас вернусь.
Ариана, не отвечая, откинулась назад, плотнее укутавшись в одеяло, которым снабдил ее провожатый. Она думала об отце, о Герхарде, мучаясь догадками и предположениями. Ей было удобно и уютно на мягком сиденье, под теплым одеялом. Подобного комфорта она не знала уже целый месяц.
Фон Трипп действительно вскоре вернулся. Он без слов протянул ей маленький, аппетитно пахнущий сверток. Внутри оказались две толстые сардельки, намазанные горчицей, и большой ломоть черного хлеба. Ариана посмотрела на еду, потом на Манфреда. Какой странный человек, подумала она. Мало говорит, но все видит. Чем-то он был похож на нее – та же грусть в глазах, та же обостренная чувствительность к чужой боли.
– Я подумал, что вы, наверно, голодны.
Ариана хотела произнести слова благодарности, но вместо этого просто кивнула и взяла сверток. Пусть этот человек с нею добр, но она все равно не должна забывать, кто он и чем занимается. Он фашистский офицер, сопровождает ее в Грюневальд, откуда она должна забрать свои личные вещи. Что такое «личные вещи»? Что взять, что оставить? И что будет с домом, когда война закончится? Получит ли она его обратно? Впрочем, какое это теперь имеет значение?.. Отца нет, Герхарда тоже нет, все утратило смысл. Отрывочные мысли, бессвязные образы мелькали у нее в голове. Ариане очень хотелось съесть сардельки сразу, до последнего кусочка, но она знала, что делать этого нельзя, и откусила совсем чуть-чуть. После того как ее целый месяц держали впроголодь и кормили всякими отбросами, следовало соблюдать крайнюю осторожность с мясной пищей.
– Ваш дом возле Грюневальдского озера?
Ариана кивнула. По правде говоря, вообще удивительно, что ей разрешают заехать домой. Очевидно, ее уже не считают арестованной.
Ужаснее всего была мысль, что родной дом теперь принадлежит нацистам. Произведения искусства, столовое серебро, драгоценности, меха – все это теперь достанется любовницам генерала. Автомобили, разумеется, тоже реквизируют. Банковские счета Вальмара фон Готхарда наверняка уже конфискованы. Нацисты могут быть довольны – им достался неплохой барыш. А что касается самой Арианы – для них она просто лишняя пара рабочих рук. Если, конечно, кто-нибудь не польстится на ее прелести… Ариана прекрасно понимала, чего можно ожидать от нацистов. Но она скорее умрет, чем станет наложницей какого-нибудь фашиста. Лучше провести остаток дней в их мерзких бараках.
– Еще немного вперед, – сказала она. – Дом будет слева.
Она вновь была вынуждена отвернуться, чтобы скрыть выступившие слезы. Дом был совсем близко, тот самый дом, о котором Ариана мечтала, лежа в темной камере; дом, где они с Герхардом смеялись, играли, дожидались возвращения отца; дом, где фрейлейн Хедвиг читала им сказки возле камина, где когда-то очень давно можно было увидеть чудесное видение, именуемое «мама». Теперь тот дом перестал существовать. Его отобрали нацисты. Ариана бросила на своего спутника ненавидящий взгляд. Он тоже принадлежал к их числу, а значит, имел непосредственное отношение к ужасу, разрушению, смертям, насилию. Да, он спас ее от Гильдебранда и купил немного еды, но это ничего не значит. Он член этой кошмарной шайки и при случае будет вести себя так же, как остальные.
– Это здесь, – показала Ариана, когда автомобиль повернул за угол; ее голос дрожал от волнения.
Фон Трипп замедлил ход и посмотрел на особняк с почтительным уважением. Ему захотелось сказать Ариане, что дом просто великолепен, что у него тоже когда-то был свой дом, почти такой же, как этот. Но жена и дети Манфреда погибли в Дрездене во время бомбежки, и теперь ему возвращаться было некуда. Родовой замок еще в самом начале войны «одолжил» один генерал, и родителям пришлось перебраться в Дрезден, где жила семья Манфреда. И вот все они погибли под бомбами. А генерал как ни в чем не бывало живет себе в замке. Там ему спокойно и уютно. Если бы семье Манфреда позволили остаться в родовом гнезде, трагедии бы не произошло.
«Мерседес» зашуршал шинами по гравию. Сколько раз Ариане доводилось слышать этот знакомый до боли звук. Если закрыть глаза, можно было представить, что сегодня воскресенье, отец привез ее и Герхарда домой после церковной службы и прогулки вокруг озера. Нет ни чужака в фашистской форме, ни лохмотьев, заменяющих одежду. У дверей, вытянувшись по стойке «смирно», застыл Бертольд, а внутри уже сервирован чай.
52 
