очень нудно 
253 
Или радуга цветным боком под луч подвернулась.
«Что, мастер мой? что, славный князь Сагор, вытекает жизнь твоя? – зло усмехнулась Сале Кеваль, садясь на кровати. – Слышишь ли сейчас свою Куколку?! Жаль, не я тебе руку оторвала!.. Ну да ладно».
Женщине было странно вот так сидеть, вот так думать. Ненависть к мастеру, к губителю ее любви, раньше была единственным ярким пятном в жизни Сале, разом потускневшей после казни Клика. Теперь же, среди множества ярких пятен, внезапно полыхнувших на ее шальном пути – от кровати к окну? от жизни к смерти? от рабства к воле?! – среди этих огней ненависть словно потускнела, стала одной из многих.
И все равно: осталась.
Они двое за Сале пришли, с двух сторон: мастер-убийца, князь Сагор – и Самаэль-Малах, Ангел Силы.
Не Серебряный наместник под стенами, не латники-лучники ждут – они.
Оба.
«Теки, жизнь мастерская, из жил невидимых! Подыхай как собака, владыка! Одно скажи: зачем тебе голова веселого Стася понадобилась? Откупиться от судьбы? В мяч на жизнь сыграть? И запомни, если слышишь меня: это я, я, твоя Куколка, влила свою каплю яда! Я уговорила пришельцев отказать тебе! Помнишь Клика-оруженосца?.. Нет? Ну так еще вспомнишь, когда смертным воем взвоешь!»
Вчера, прежде чем малыш-Денница с бешеной Ириной «ушли» за подмогой, успели и об этом деле переговорить. Решили сообща: голову Мацапурину князю никак отдавать нельзя! Зачем одному чернокнижнику голова другого?! Для добрых дел?! Сироткам на именины дарить?! Да и обещанный медный венец никого не ввел в заблуждение: мог и все княжество от широкой души посулить! Забирайте, мил-человеки, мой свет белый от края до края! Жить здешнему Сосуду всего ничего осталось – зачем Ирине Логиновне венец, зачем княжья милость?!
Хоть в рай, хоть в ад: с собой не унесешь…
Только что ж ты прячешь за пазухой, милый мастер? Зачем тебе эта голова? Явись! Расскажи! Никуда ведь не денешься, ежели не хочешь вместе со всеми – в радугу! А ты ведь не хочешь?
Посмотрим, сумеют ли твои люди замок взять! Пусть понюхают огненной смерти из-за Рубежа! Да и Куколка в сторонке не отсидится – останешься доволен ученицей, князь Сагор!
…А Денница – этот по-своему решил: «Я их не пущу. А кто доброго дядьку тронет, того сам убью». И странное дело: никто, даже Енохи-тугодумы, не усомнился в словах чудного мальчишки.
Мальчишки, что лежит сейчас без чувств рядом с отцом своим.
* * *
«Хватит бока греть! – приказала себе Сале. – А то узнаю, чем закончились переговоры, только когда стены рушиться начнут!»
Она спешила жить. Душа пела натянутой струной – ее время, ее! Пусть этого времени осталось на кончике ножа! Пусть! Все, что есть, – ее! Вперед, Сале-Бабочка! Как там говорил малыш? «Самаэль – это большая розовая бабочка?»
Женщина улыбнулась.
В зале было гулко и пусто. Прямо на скамье, кем-то застеленной клетчатым пледом (не Ирина ли расстаралась?), – на скамье спал, свернувшись калачиком, Денница. Женщина с удовлетворением отметила: ребенка уже видно и обычным зрением. Значит, понемногу оправляется. То же самое можно было сказать и о старшем каф-Малахе. Блудный Ангел по самые глаза был укрыт ковром; а под голову ему сунули другой плед, черный с красным, сложенный вчетверо.
Переносить спящих (спящих ли?!) из зала в покои не решились.
Возле скамьи, на полу, сонно моргал еще не до конца очнувшийся Гринь. Больше всего чумак в этот момент напоминал побитую собаку.
И выслужиться нечем, и уйти некуда.
– Останься в замке, – мимоходом бросила парню Сале Кеваль. – Приглядишь за братом. И поесть чего-нибудь в кухонных кладовых расстарайся, пока мы с наместником договариваться будем. Думаю, потом времени трапезничать не останется.
Она мало надеялась на успех переговоров. Значит, будет штурм. В ход пойдет все: и огнебойное оружие черкасов, и катапульты-арбалеты осаждающих.
И для крючков на саламандриков место сыщется.
Сале с некоторым удивлением заметила, что продолжает улыбаться. Что, потягаемся с магом, кого б там ни призвал в свое войско Серебряный Венец? Прежняя Сале Кеваль еще десять раз прикинула бы, стоит ли ввязываться в эфирный поединок с противником неизвестной силы. Только где она, прежняя?
Женщина заботливо оправила ковер-одеяло на Блудном Ангеле. «Как на усталом муже», – мелькнула диковинная мысль. Едва касаясь, тронула ладонью лоб Денницы (холодный! мокрый…) – и легко сбежала по ступенькам в обширный холл замка, а там и во двор.
253 
