очень нудно 
274 
Когда на костылях.
Когда с поводырем.
Когда?..)
– Рав Элиша, вы хотели… – ну ясное дело, сволочной Юдка и здесь первым выперся.
Поглядел на него старец.
– Я? Хотел? Ну и чего я по-твоему хотел, позор матери с отцом?
«Правильно, – отметил про себя Логин пархатый. – Бей своих, чтоб чужие боялись! Молодцом, дедуган!»
– Про одержимых! про одержимых! – разом загалдели всем кагалом: и Яринка пищит, и Мыкола басом, и ведьма дискантом, и Хведир навроде дьячка пьяненького с клироса подтягивает. Боже мой милостивый! – и сам пан сотник мимо воли голосит:
– Про одержимых хотели, рав Элиша! про бесами обуянных!
Тут за спиной дедугана человек объявился. Какой там, к арапам, человек – чорт! давний знакомец! Подмигнул Логину глазом желтым: дескать, как оно в гостях? – и давай меламеда по веранде катать.
Вроде как думать помогает.
– Глупый ты, глупый каф-Малах, – плямкает хрыч старый, и сердце пану сотнику вещует: к нему, к Логину Загаржецкому, клятый дед обращается. Хоть и зовет по-своему, по-собачьи, а к нему. Да и остальные примолкли, ждут. – Неужто не слышал от учителей Торы, от опор синагоги: как обуял бес бен-Тамлион дочь римского императора, как рабби Шимон бар-Йохай изгнал того беса именем Святого, благословен Он? Мало тебе сих рассказов?!
Задумался сотник Логин. В затылке почесал. Нет, не слышал. И в синагоге отродясь не бывал. Вот дьяк Фома Григорьевич, нюхнувши доброго табачку – тот и впрямь любил в сотый раз излагать, как Христос-Спаситель гнал бесей из одержимого, гнал да в свиней, в свиней!..
Это было.
(«…учителя Торы! ревнители вер иных! знатоки смыслов!» – ворчит старый, очень старый человек, и я знаю: он действительно сердит. Ему, способному сказать между делом: «Четверо ненавистны Святому, благословен Он, и я их не люблю…» – о да, ему по сей день втайне хочется признания у банальных соседей по улице, ему хочется их восторгов, рукоплесканий вместо тайных плевков вслед, когда рав Элиша мирно трусит по улочке на своем осле.
Он знает: это смешно. Это тщета.
Это ловля ветра.
Он знает, и все равно хочет; и все равно будет, посмеиваясь над самим собой, втайне желать этого до самой смерти…)
Остановилось креслице.
– В свиней? – Меламед хренов в упор выпятился на Логина, и кажется: душу сей взгляд наизнанку, как прачка холщовую свитку, выворачивает. – В свиней можно. Свинья – тварь грязная, неразумная, в нее бесам двери настежь открыты… То ли дело – человек. Сперва глянешь: чем лучше свиньи? – да ничем! Где образ Его? где подобие?! А приглядишься, протрешь глаза: нет врага человеку, нет друга, нет насильника, и спасителя нет! Сам он себе и враг наизлейший, и друг верный, и насильник опасный, и спаситель долгожданный… Все двери в душу свою только сам открыть-закрыть может. Увидите одержимого, знайте: собой он одержим, не бесами пустыми…
Притихла малышня по лавкам.
Притих сотник Логин, в затылке почесал.
Нелепицу вроде несет жид старый (бесы у него пустые! собой, значит, одержим безумец! враки!) – а от той нелепицы в голове ровно сквознячком продувает. Метет пыль по закоулкам, серую паутину комками сбивает, да в окошко, в окошко, по ветру…
Молчи, значит, да на ус мотай.
– О ином скажу: о Малахах Рубежных, о Существах Служения… об ангелах. Свет они есмь, и в мир плотский лишь в одеждах сего мира спуститься могут. Только где ж им взять одежду ту? где найти, помимо плоти человеческой, сотворенной из праха земного?!
«И впрямь, – отметил про себя сотник валковский. – Раз голым из дома на улицу не поскачешь, значит, шаровары потребны. Чтоб срамным задом не отсвечивать. А где те шаровары взять? – либо в сундуке, либо на ярмарке в Сорочинцах. Правильно говорит дед».
И так Логину мысль сия разумной показалась, что есаул Шмалько исподтишка линейкой по плечам огрел – не заметил.
– Вот тогда и взывает Малах-посланец к иному человеку: услышь! впусти! Ты мне тело на срок малый, я тебе – иной корысти с верхом отвалю! Не часто, а находятся смельчаки – кому терять нечего. Одного казнь смертная на рассвете ждет. Другой болен неизлечимо. Третий душу за родича или там любовь свою положить готов, а сил недостает. Соглашаются; заключают договор со светлым ангелом. А в договоре том сказано: по доброй воле впустил, по доброй и выпущу…
Старец перевел дух.
– А как срок истекает, то не всякий человек подобру-поздорову из себя Малаха отпустит. Кто излечился – вновь захворать пуще прежнего боится. Кто от казни ушел – новой казни ждет. Кто друга спас – сам в беду угодил. А Малах есмь свет, и в ком того света с избытком, тот многое может. Вот и не выпускают люди ангела договорного, не дают на уход своей доброй воли. Побудь еще, говорят, погости ангелом-хранителем…
274 
