40 
Я постарался по возможности скрыть свою заинтересованность.
– А еще кто-нибудь столкнулся с подобными неприятностями?
– Да, многие, – отозвался Семипалый. – Ко мне еще не все обращаются – я беру слишком дорого и за что попало не хватаюсь. А вот Голубиные Глазки когда-то была моей ученицей. Она неплохой мастер и недавно открыла собственную лавочку. Так вот у нее, похоже, работы по горло.
– Вот чего я добился, поселившись в бутылке, – заметил я. – Все самое интересное проходит мимо меня!
– Ну, не знаю, – Семипалый вытер все свои тридцать пальцев (из них двенадцать больших) уже вымазанной в саже тряпкой. Потом убрал лишние конечности. – Я слыхал, что ты повздорил с Девором и какими-то людскими чародеями…
– Это правда.
– И что у тебя украли твоих собак фу. Просто поразительно, сколько сплетен гуляет среди моих соплеменников, якобы ведущих уединенный образ жизни! Надо будет поддразнить этим Висс.
– И это правда.
– Нашли их?
– Нет.
– Но ты отпустил Девора.
– Он их не забирал. Это сделали люди.
– Люди?
– Во всяком случае, следы ведут именно к ним.
Я задумался о том, насколько мне стоит откровенничать, и решил кое-что придержать.
– К людям и, возможно, к их союзнику.
– К какому-то демону?
– Я думаю, мне не стоит сейчас об этом распространяться.
– Твое дело, – кузнец проверил огонь в горне и, кажется, остался доволен. – Пошли в дом – выпьешь чаю, побеседуешь с моей дочкой…
– Не хотелось бы причинять тебе неудобства…
– А, брось!
Я сдался и пошел. Зачем обижать Семипалого? Кроме того, чай у него хороший.
Семипалый провел меня в комнату, где стояли изящные деревянные скульптуры – что-то абстрактное. Дерево не было раскрашено – лишь отдельные штрихи, в основном металлических оттенков, почти скрытые резьбой или тенями.
– Дочкина работа, – с грубоватой гордостью сообщил Семипалый. – Она называет это «Около» – вроде бы все эти скульптуры связаны одной темой. Я, правда, понятия не имею, что она хочет этим сказать. Мне, старику, эту девицу не понять. Ладно, пойду спрошу, может ли она к нам присоединиться.
Пока Семипалого не было, я переходил от скульптуры к скульптуре, изучая их плавные, извилистые очертания, извлеченные Лунносветной из дерева. Чем дольше я смотрел на эти изваяния, тем больше убеждался, что они отнюдь не абстрактны, как показалось мне сначала, а просто их значение от меня ускользает. Цветные мазки напоминали мне то ли маски, то ли наброшенные на скульптуры вуали. Я с трудом подавил неожиданный порыв – соскоблить краску и посмотреть, что там, под ней.
Иллюзия, обман чувств… Я услышал мягкие шаги, почти полностью заглушенные толстым ковром, и, втянув коготь, опустил руку – я даже не заметил, когда ее поднял.
– Да, впечатляет, – сказал я хозяину и хозяйке Дома вместо приветствия.
Семипалый просиял. На лице Лунносветной, появилось смущенное и застенчивое выражение. Я мог это определить, поскольку сегодня она носила облик, более приближенный к человеческому. Ее волосы по-прежнему оставались водопадом паутинок, а кожа напоминала иссиня-черное ночное небо, но тело Лунносветной было вполне женственным, а шелковые шаровары и курточка скрывали его частичную нематериальность.
Появление компании горных гномов, толкающих тележку с чаем, помогло нам справиться с возникшей неловкостью. Семипалый взмахом руки указал на стол из отлично отполированного вишневого дерева – здесь он выглядел вполне обыденной вещью и, однако же, делал честь искусству столяра – Почему бы тебе не сесть с этой стороны? – сказал Семипалый. – Я взял на себя смелость заказать кое-что посущественнее чая. Я здорово проголодался.
– А я и не знал, что твой маленький народец занимается еще чем-то, кроме горного дела, – заметил я, усаживаясь.
Лунносветная улыбнулась.
– В последнее время – пожалуй, в последние двести лет – некоторые из них попросили на время освободить их от шахты. Мы и приспособили их к домашней работе. Гномы так трепетно относятся ко всяким мелочам, что их нетрудно обучать.
– Любопытно, не сказывается ли в этом влияние людского измерения? – сказал я. – Там тоже в последнее время все норовят заниматься не своим делом.
– Возможно, – согласилась Лунносветная, разливая чай. – А может, им просто интересно.
За чаем – он действительно был великолепен, – а потом за лапшой с чудной маринованной дыней мы болтали о всяких пустяках. Я осторожно пытался свернуть разговор на не дающие мне покоя темы: боги, оружие, война, чародейство…
40 
