7 
Потому что я выбрала, и значит, я права. Выбирающий всегда прав. А сомневающийся всегда в убытке.
Кто это сказал?
Это сказал Ник. И хватит разговоров.
III
– Хочу кофе.
– Сейчас.
– Ты куда?
– За кофе.
– Ты с ума сошел? Зачем ты одеваешься?
– Ты хочешь, чтобы я спустился вниз голым?
– Вниз? Нет, ты и впрямь рехнулся. Набери на панели заказа код, возьми из «доставки» чашку кофе и принеси мне в постель. Я люблю со взбитым желтком и капелькой ликера.
– Здесь нет панели заказа.
– В отеле?
– Да.
– В номере «люкс»?
– Да.
– Нет панели?
– Нет.
– Ты издеваешься. Ну скажи, что ты издеваешься!
– Я схожу вниз, и дежурный администратор сделает тебе кофе. У него есть электрочайник. Или в баре… Тут есть бар; правда, маленький.
– Глушь. Дичь. Катастрофа.
– А чего ты ждала? Это же Кутха. И потом, ты бывала на Террафиме. Могла бы привыкнуть к гримасам цивилизации. Вернее, к ее отсутствию.
– На Террафиме мы жили в доме Гофферов. В ларгитасском квартале. Знаешь, какой у них дом? Обзавидуешься…
– Здесь будет то же самое. Когда-нибудь.
– Завтра?
– Позже. Непай – наш ровесник. Городу – двадцать один год. Его строили ларгитасцы по спецзаказу. С учетом местных реалий, цивилизационного шока, и всё такое. То, что тебе кажется дичью, для кутхов – венец прогресса. Фантастика. Стоит отъехать от Непая, и про кофе можно забыть навсегда.
– Теперь всё ясно.
– Что тебе ясно?
– Причины, по которым тебе зачтут «пребывание в горячей точке». Я бы даже сказала: «в раскаленной добела точке».
– Скорее, в «холодной точке».
– Хорошо. В замерзшей до посинения точке. И прекрати меня щекотать. Хотя нет, продолжай. Иначе тебе не зачтут «участие в боевых действиях».
– От кого я это слышу? От дочери военного советника при командующем ВКС Кутхи? От единственного ребенка капитан-командора ван Фрассена, который сейчас муштрует на орбите местных разгильдяев и лоботрясов? От наследницы доблестного офицера, променявшего кабинеты академии на «глушь», «дичь» и «катастрофу»?
– Ничего папа не менял. Ему приказали. Ты не хуже меня знаешь: группу преподавателей академии, имевших в прошлом боевой опыт, сорвали с места по приказу командования. И вот, извольте создавать с нуля военно-космические силы дикарей… Я – дура набитая. Зачем я рвалась сюда?
– Увидеть меня.
– Ничего подобного. В первую очередь я хотела увидеть папу.
– А приехала ко мне. Прямо с космодрома.
– Зря гордишься. Я приехала к тебе, потому что папа – на маневрах. В смысле, на орбите. Я просилась к нему на орбиту, но меня не пустили. Тут и подвернулся некий пижон Зоммерфельд.
– Студент-международник Зоммерфельд. Будущий полномочный посол Ларгитаса на Квинтилисе.
– Остынь. Или не остывай, так приятнее. Кто ты есть, мальчишка? Студентишка на практике. Архивный крысенок в консульстве. Получишь характеристику, отметку в личном деле – и снова за учебники. А мой папа – герой. К герою лететь приятнее.
– А если так?
– Всё равно приятнее.
– А так?
– М-м…
– Ну?
– Не мешай мне думать. И не останавливайся.
Набережную кто-то нарисовал углем и мелом. Снег во всех его видах – рыхлый, плотно утрамбованный, сухой и рассыпчатый, как горсть искр; схваченный в плен твердой коркой наста… Черный горб моста. Черные лотки с сувенирами. Белый лед на реке. Черные птицы на перилах. Белые кухлянки торговцев. Вышивка, бахрома, капюшон – Регина аж задохнулась от зависти. Шубка, купленная в «свободной зоне» космодрома, из шедевра туземной роскоши, какой казалась еще час назад, превратилась в жалкие обноски для туристов. Уловив настроение подруги, Ник клятвенно пообещал…
И опоздал.
Кухлянка – вчерашний день; Регина уже самозабвенно торговалась за капор, расшитый солнышками из бисера. Молоденькая кутха-продавщица, на унилингве знавшая пять слов (из них три «себе в убыток!»), объяснялась жестами, набивая цену.
– Чего она хочет?
– Тебя радует. Полезная, мол, вещь. Двойного назначения.
– В каком смысле?
– Праздничная, она же погребальная. Можно сэкономить на похоронах.
Разочаровавшись в капоре, Регина двинулась дальше.
У спуска с моста приютился маленький оркестрик. Карлица-варганистка, зажав в зубах инструмент, «вибрировала» в трансе. Глаза карлицы закатились, палец самозабвенно ласкал язычок варгана. Рядом с ней голый по пояс толстяк пилил смычком лук с тремя тетивами. Выла труба, свернутая из бересты. Свистела костяная флейта. Два старика-перкуссиониста творили чудеса: бубны, жужжалки, хлопушки, щелканье бичей, лишь чудом не задевающих лица прохожих…
7 
