Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
119 
– Издержки профессии, – пожал плечами Рене. Из-за горба это выглядело смешно. – Меня пригласили в Черно-Белый Майорат к стратегу тамошнего Аспида.
– В Майорат?
– А что тут особенного? Зубы болят у всех. У впавших в детство рыцарей, у баронов… У вас, к примеру, флюс. А у аспидного стратега, доложу я вам, на редкость запущенный случай! Пульпит – ерунда. С ним я справился играючи. Но как вам обширнейший пародонтит, развившийся из-за жуткого прикуса? Возомнил себя, понимаешь, Зверем Хы, отрастил клычищи… Я ему толкую: человеческая полость рта для подобных клыков совершенно не приспособлена, они травмируют десны! – а он, изувер, орехи щелкает и скалится…
Пульпидор жадно припал к кубку, внесенному клиенталем.
Барон ждал.
– Вообще-то я сам виноват, – напившись, Рене отер усы тыльной стороной ладони. – Добросовестность подвела. Начертал ему на каждом зубе вибро-руну, снял камень, ну и не удержался: исправил прикус… Он в зеркале увидел, и за топор. Я – бежать, стража – за мной. Они ж тупые, черняки эти: если приказ получили – лопнут, а догонят. Кстати, я перед вами в долгу.
– Вы, кажется, говорили что-то о моем флюсе? – с надеждой поинтересовался измучившийся барон. – Не согласитесь ли… э-э… принять участие?
– Да ерунда ваш флюс… Только предупреждаю: будет больно. Недолго, но сильно. Я скажу, когда. Вы не видели, куда делся мой ретрактор?
Ретрактором оказалась знакомая шестопыра. К счастью, она во время поисков – видимо, по тайному велению хозяина – опять увеличилась до шести локтей в длину. Иначе даже при факелах искали бы до утра. Вернувшись в руки горбуна, жуткое орудие начало урчать, свистеть, затем жужжать на противных, дерущих ухо тонах, после чего сократилось и уместилось в ладони пульпидора. Стал ясен секрет возникновения оружия из ниоткуда и исчезновения в никуда. Конрад лишний раз напомнил себе, что перед ним не просто медикус, а медикус-колдун.
– Наследство, – пояснил Рене Кугут. – Семейная реликвия. Батюшка завещал…
Для лечения они уединились в комнате барона. Рене провел ладонью над инструментом, и по серебристой поверхности заскакали солнечные искорки.
– Не бойтесь, это очистка… ну-с, глянем ваш флюсик…
Он цокнул языком: так птичницы подзывают цыплят. Словно в ответ, один из концов ретрактора набух ртутной каплей, сплющился и затвердел серебряным зеркальцем. Во лбу горбуна открылся «третий глаз», строго круглый и без зрачка, светясь ярче шандала-семисвечника.
– Откройте рот… шире… вот так… Не дергайтесь! замрите!
Конрад подчинился, борясь с ужасом, леденящим сердце.
– Ага… вижу… Так я и думал, – удовлетворенно констатировал пульпидор, извлекая инструмент изо рта барона. – Приступим, ваша светлость?
Дальнейшее происходило, как в тумане. Мастерство Рене или усталость, помноженная на глухую ночь, но Конраду казалось, будто лечат кого-то другого, а сам он – лишь отстраненный наблюдатель.
Для начала горбун острым, как ланцет, ногтем начертал на щеке пациента некий символ, контуром напоминавший лист голожаберника. Щеку, и больной зуб, и вообще всю правую половину лица сразу парализовало. Потыкав ногтем в бесчувственную щеку, Рене загадочно хмыкнул и принялся бормотать на птичьем языке. Минуту-другую он что-то выкручивал из воздуха; оставшись недоволен результатом, пустил в ход инструмент, превратив «батюшкино наследство» в холодную змейку со стрекозиным глазком. Змейка скользнула обер-квизитору в рот, долго там ползала, извивалась и шипела. Вкус у змеиного тельца был едкий, с кислой оскоминой. «Ядовитая? – рассуждал барон, удивляясь собственному равнодушию. – А почему нет?.. может, флюсы гадючьим ядом травят…»
Наконец гадина выбралась наружу. Отобрав у змейки невидимую добычу, Рене выругался, швырнул заразу на пол, с ожесточением растоптал и многократно наплевал сверху. «Третий глаз» в его лбу погас и закрылся.
– Чудненько… Сплюньте. Нет, вы плюйте сюда, в лохань…
Барон покорно сплюнул в лохань.
– А сейчас будет больно, как я и обещал. Потерпите.
Пульпидор громко хлопнул в ладоши.
Несмотря на предупреждение, Конрад взвыл громче стаи волкодлаков, тоскующих в брачное полнолуние. Звук от хлопка негодяя-пульпидора вонзился в щеку, проткнул ее насквозь и рассыпался во рту горстью раскаленных углей. «Убью-ю-у-у!..» – буравом вертелось в пылающем мозгу.
Странное дело: сейчас обер-квизитор вполне разделял позицию стратега Черного Аспида.
119 
