Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
127 
– Медальон!
– А?
– Мой медальон! Пропал…
В вопле Рене сквозило отчаяние приговоренного к казни.
Конрад нащупал на груди подобранный вчера трофей. Так вот кто хозяин, оказывается. Надо порадовать горбуна: нашлась его пропажа. Соберемся за завтраком…
– Не боись, найдем. Железяку нашли, и медаль отыщем, – басил за стеной Кош, успокаивая. – Собаку по следу пустим…
Появившись в дверях трапезной залы, горбун выглядел так, будто на него обрушился Овал Небес, вылилась вся мировая скорбь из горшка Трехногой Плакальщицы, а Ползучая Благодать лично сообщила, что намерена во веки веков обходить Рене стороной.
Конрад поспешил навстречу:
– Я хотел спросить вас, сударь Кугут… Не ваша ли это вещица? Я вчера во дворе подобрал.
Барон извлек медальон, предусмотрительно спрятанный в карман камзола, и глазам не поверил: безделушка сменила цвет на лаково-черный! Обер-квизитор ясно помнил, что еще недавно медальон был девственно-белым. «Магическая штучка, – с опозданием дошло до него. – Для колдовских амулетов перемена цвета, небось, дело обычное. Или так: у кого зуб болит, тому медальон белый, у кого не болит – черный…»
Однако поведение Рене поразило барона куда больше цветовых колебаний медальона. До сих пор из всех, кого знал Конрад, столь быстрая смена настроений была свойственна лишь рыжему хомолюпусу.
– Вы даже не представляете, как я вам признателен! Вы меня просто спасли! Я думал: все пропало… Как? Почему? Вы его мне возвращаете?!
Вселенское горе, бурная радость, и сразу – недоуменная растерянность.
– Разумеется. Он же ваш?
– Мой. Но…
Пульпидор испытующе смотрел на обер-квизитора. Словно тщился уразуметь: по какой загадочной причине барон возвращает амулет законному владельцу? Неужели юноша привык иметь дело исключительно с бесчестными негодяями? Жаль, если так…
– Разумеется, возвращаю. Не в моих, знаете ли, правилах присваивать чужое имущество. Вас это удивляет, сударь?
– Я думал… Впрочем, вам, конечно, виднее. Еще раз большое спасибо.
Конраду осталось лишь пожать плечами. На редкость неуравновешенный молодой человек. Издержки профессии?
Когда завтрак подходил к концу, горбун, угрюмо молчавший во время трапезы, внезапно заявил:
– Дамы и господа, позвольте мне отправиться с вами.
– На кой ляд? – со свойственной ей тактичностью откликнулась Аглая Вертенна. В руках старуха вертела чашу и столовый нож, размышляя, в какой последовательности запустить их в голову новоявленного попутчика.
– Вы окажете мне этим колоссальную услугу, – Кугут проглотил обиду. Барон видел, чего это стоило гордому юноше. – За мной охотятся стражники Майората. На пути в Реттию они наверняка устроили засаду. Но им никогда не придет в голову, что я поеду обратно. Если вы любезно позволите мне спрятаться в вашем фургоне, нам удастся сбить их со следа. А позже я куплю лошадь – моя, к сожалению, пала – и более не стану обременять вас своим докучливым присутствием.
– Мы обязаны помочь, – решительно заявил граф. – Бросать человека в беде недостойно.
Склонившись к Конраду, Эрнест Ривердейл добавил шепотом:
– В отличие от всех нас, он побывал в Майорате. Вы понимаете меня, барон? Знание местности… О, мое колено! Здесь слишком низкие столы…
– Хорошо, сударь медикус, – подвел итог обер-квизитор. – Но только до границы Майората. Слышите? Там вы нас покинете.
– Разумеется! Я за их рубежи больше ни ногой. Благодарю покорно.
И горбун снова замолчал, исподтишка косясь на барона.
* * *
– Солоночку можно?
– Извольте.
Анри придвинула столовый прибор, взяла костяную солонку, искусно выполненную в виде черепа с тремя дырочками в теменной части, и через плечо протянула назад. Но рука окаменела на полпути: уж больно грозен стал вид милейшего гроссмейстера Эфраима. Нервно облизывая губы, измазанные киселем, сведя брови над переносицей, гросс уставился за спину вигиллы: туда, где ждал неизвестный любитель солененького.
– Может, гусь лапчатый, тебе еще и «foie gras» на листьях руколлы? – поинтересовался он у безобидного просителя. Голос старца скрипел, будто ворот заряжаемой катапульты. С каждым словом в едальне делалось ощутимо прохладнее. – С цукатами и трюфельером? Или самого под «foie gras» откормить?!
Не выдержав, Анри обернулась. Процесс откармливания гусей под «жирную печень», был ей известен: в глотку птице трижды в день вставляли воронку с узким носиком, наполняли грудой мелких орешков и пропихивали еду вниз специальной толкушкой, массируя гусю шею. Такое врагу не пожелаешь, а тут всего-навсего соли спросили.
127 
