очень нудно 
71 
Колокол звонил по уездному городку N.
Литератор Х пил горькую, не в силах закончить очередной том «Саги о Форсаже».
Наконец в самом начале тупика им. НТР под пирамидальным тополем объявился Главный Иноплатенян собственной ксеноидной персоной. Голый, пупырчатый и возбужденный: Грозе Галактики минутой раньше попало по затылку лопастью от звездолета, отключив три мозжечка из двух. Так начался пятый круг, а поскольку звездные войны кишели бессознательными бойцами, то в уездном городе N вскоре стало не продохнуть от незваных гостей, окрещенных в народе «татарами». Вторженцы мало интересовались статуей и особняком, литератором Х они не интересовались вовсе, на шестом круге их орды усилили спящие роботы, центурияне-двоякодышцы и галактические рейнджеры, улицы перегородили баррикадами, лаборантов вкупе с инженерами снимали с работы, бросая на отлов нагих психов-мутантов, милиция работала в три смены, психиатры – в четыре, морг нанял дополнительно двадцать восемь служителей, администрация президента прикидывалась глухой, а карусель продолжала вертеться.
Седьмой круг – сохранение памяти у спящих оттуда – пролетел бумерангом. Вернувшись кругом восьмым: N-цы и аборигены «Саги о Форсаже» начали мотаться туда-сюда в скафандрах и пиджаках, у кого что было, а также крепко держа в конечностях бластеры, «макаровы», городошные биты и трубочки для гороха. Пришло время для перемещения матерьяльных ценностей. Пожалуй, дойди дело до девятого, последнего круга, когда начинается, говоря научным языком, смешенье географии, и космос вакуумным удушьем прорастает сквозь особняк князей Мозгляк-Петровичей, статуя матроса вспучивает пол в здании Галакт-Совета, а лед астероида Шпицбергена накрывает площадь Свободомыслия, торосами уходя в сторону рабочих окраин, – мы бы никогда больше не вспомнили про уездный городок N по причине отсутствия такового.
Но далекое столичное издательство успело вовремя.
К концу года в N осталось всего две достопримечательности.
Литератор Х перебрался в столицу на ПМЖ.
XIII. Чижик-Пыжик, где ты был?
(продолжение)
Мне велено блюсти закон природы,
Мне сказано, что я и мир – финитны.
Я потрясаю третьим измереньем
Как стягом, архаичным и потешным.
Все чудится, что в небе есть воронка.
Все видится в круговороте притча.
Все кажется, что я вот-вот прозрею
И распахнутся сны мои для света.
Смешно? – спросил Червь.
Нет, сказал я. Не смешно.
Это да, согласился Червь. Это ты прав. Хотя я старался. Так они что, в самом деле умолчали о кругах? Зря, зря… Рыцари доверчивы, как дети, нам иначе нельзя. Ты бы тоже поверил. Или, на худой конец, запомнил.
Как ты называешь это? – спросил я. То, что вокруг. Клякса?
Не нравится? – хихикнул Червь. Ясное дело, не нравится. Клякса и есть. А ты уж губу раскатал: демиург, блин… Сперматозоид ты, а не демиург. Думаешь, в тебе, красивом, дело? Самый талантливый, самый умный, самый-самый? Шиш тебе, Снегирю. Популярный ты. По-пу-ляр-ный. В тираж вышел. И вся петрушка. Вот, смотри: травка растет. Как называется?
Не знаю, сказал я.
Птичка на ветке поет. Как называется?
Не знаю, сказал я.
Какая страна за морем лежит?!
Не знаю.
Вот, улыбнулся Червь, не стесняясь плохих зубов. Не знаешь. И не должен знать. Потому что сперматозоид. Не ты делаешь – тобой делают. Тысячи, десятки тысяч, сотни… Они ждут, жаждут, мечтают о дне, когда ты в очередной раз позволишь им убежать из серой цитадели будней. Их жажда клубится над тобой, брызжет молниями, наливается мукой предвкушенья. Носится над водами, объявшими тебя до души твоей. И клякса однажды падает в пустоту. Начинается. Возникает. Чтобы навсегда отторгнуться и от тебя, и от них, жаждущих, когда книга упадет на прилавок. Дальше формирование идет самостоятельно. Рыцарь, твое первое появление здесь – одна из фаз зачатия. Как ты погиб при этом?
В первый раз меня разорвали собаки, сказал я.
Так всегда. Рыцарь погибает, едва возникнув в кляксе. Это закон. Не знаю, почему, но без этого клякса не сохнет. Потом – по-разному, потом гибнуть уже не надо… И не кричи, пожалуйста. Я понимаю, это трудно: с облака в дерьмо. Ты даже не представляешь, как хорошо я тебя понимаю. Филология?! – нет, логофилия. Извращение. Болезнь. Все логофилы, все: пассивные, активные… всякие. Вышедшие в тираж рыцари, гордость Ордена Святого Бестселлера. Оруженосцы, близкие к выходу. Кнехты – толпы безвестных словолюбов, пускающих слюни от вожделения. Наемники, сбегающиеся под знамена очередного литзаказа. И читатели: многие, имя которым – легион. Не ведающие, что творят. Ты любишь читателей, рыцарь? Нет, правда, любишь?! Когда стоишь на людной площади без штанов – любишь? Под жадными взглядами, под липкими пальцами?! Под гильотиной?! Можешь не отвечать. Я же сказал, что понимаю тебя.
71 
